Бог из машины. Дмитрий Киняев

он вытащил из пакета бургер, сорвал бумагу и уже хотел надкусить, когда вдруг остановился. Неужели стручковая диета сработала? – затаил дыхание Аркадий.

      – Что это такое? – спросил Клавдий, подняв верхнюю булку. – Что за пластмасса?

      Юлий мигом перенастроил нивелятор, вернув насыщенный запах жареного мяса. Учуяв его, один из гоплитов закашлялся и отвернулся к окну. Второго чуть не вырвало, когда Клавдий, причмокивая, всосал кусок бекона. Поерзав в кресле, начальница стражи опустила забрало. Только Аркадий не подавал виду, что происходит нечто тошнотворное. Зная, что ему предстоит, он два дня подступал к симулятору и приучил себя к запахам земной кухни.

      – Травоядные, – фыркал Клавдий, работая челюстью.

      Он пожирал бургеры с усердием дробилки, превращающей породу в щебень. По задумке сей эксперимент должен был расположить дикаря к предстоящему разговору, заодно показав результаты перевоспитания. Точнее их отсутствие. Та картина переосмысления и прогресса, которую стабильно рисовало в отчетах тюремное начальство, рушилось на глазах. Ближе к реальности было заключение психолога, наблюдавшего Клавдия в первые годы пребывания за решеткой: «Заключенный игнорирует умиротворяющие песнопения и стручковую диету, пацифистские утренники бойкотирует, помадой не пользуется даже по большим праздникам, от милитаристской риторики не отказался».

      – Музыку, – ленно бросил Клавдий, зубами открыв бутылку. Отпив и смачно рыгнув, добавил: – И картинку.

      – Какую предпочитаете? – отозвался Юлий.

      – Я предпочитаю музыку.

      Стекла потемнели, погасла марсианская зима, снаружи показались скалистые долы Титана, подернутые желто-оранжевой дымкой. Если бы не полоса заснеженной дороги в лобовом стекле, иллюзия могла стать абсолютной. Когда в буром небе показалось кольцо Сатурна, камера опустилась на поверхность. Там, на берегу метанового озера, стоял оперный бот. Выдвинув динамик, бот обратил к чужому небу тонкие ручки. Зазвучали трагические ноты арии «Архибоктерия».

      – Другую музыку, не травоядную! – потребовал Клавдий, не оценив высокое искусство. – С сиськами.

      – Понял вас, включаю эйдж-деграденс, – пропел Юлий.

      Виды космоса сменил пляж с белоснежным песком, окутанный неоновым светом небоскребов. По пояс обнаженная девушка на хорошем эсперанто пела какую-то бессмыслицу. Аркадий знал, что на Земле в пик силы вошли деградант-активисты, что проникли во все сферы жизни. Внедряя ошибочные понятия, они стремились остановить интеллектуальное расслоение в обществе. Редкое мероприятие обходилось без того, чтобы чиновник или звезда, не похвастался низким iq.

      А певица все повторяла:

      – Я марс,

      я танцую,

      я большая звезда,

      я марс,

      я танцую,

      не – за – ви – си – твоя.

      Клавдий, для которого независимость Марса должна была стать раздражителем, тянул пиво, притопывал стальным ботинком, с удовольствием рассматривая обнаженную грудь. Гоплиты таращилась с удивлением, переглядывались. Мало кто