ТЦ Мечта. Харлан Лиссон

маленькую хрупкую птицу на фоне бесконечной громады бронзового изваяния?

      Птицей, которой стал, превратившись в одно мгновение разума через боль и пытки… в слабое, хрупкое создание, принадлежащее небу, на фоне огромной, вросшей в землю, неправильной формы, сделанную из кучи металла.

      Ветер на высоте ревёт, пытаясь увлечь за собой, обдавая холодным дыханьем, волнуя волосы на голове.

      Какое необычное чувство!

      Я стою здесь, смотрю вниз.

      Смотрю закрытыми глазами, но знаю, что, если открою их, буду по-прежнему здесь, наверху.

      Так вот, оказывается, что чувствуют птицы!

      Словно бы попал в совершенно другой мир; эфемерный, лёгкий, невесомый мир неба.

      Да что там говорить! Я действительно сюда попал.

      Взлетел.

      Вознёсся, – мелькнула глупая мысль.

      Да нет, поправил себя, возносятся только святые, а я ничем таким не отличался никогда.

      Трудно передать ощущения, впечатление такое, словно умер и родился заново. Открылись глаза, исчезло тело.

      Смотришь по сторонам, не узнаёшь привычной перспективы.

      Чувствуешь необычную лёгкость, свободу сделать, что душе угодно. Всё, что пожелаешь.

      Будто бы взял в руки волшебную палочку, полностью изменил весь мир. Он стал таким, каким должен быть…

      – О, так необычно! Мне очень нравится. Вы будто поэт, мистер…

      – Мистер Слоу, мем. Обычная ерунда, набор слов, больше ничего, проза называется, так пишут не поэты, а писатели.

      – Но, а вы бывали в Петербурге, чтобы так красочно описывать?

      – Нет мем, никогда в жизни. Как говорится, плод моей вымышленной фантазии.

      Не буду же ей объяснять, что недавно лежал в психбольнице, затем меня отпустили на волю.

      Может не бывал в реальной жизни в Питере, но зато умею летать.

      – О боже! А вот еще, вау, тут про Москву продолжение. Вы точно не бывали там?

      – Нет мем, никогда в жизни, так слегка привиделось.

      Глюки, непонятные. Сьел наверно не то.

      Салли продолжила читать моё творчество, из слов, написанных когда-то там, авторучкой с синими чернилами.

      – … открыл глаза, – ничего не изменилось, словно веки были прозрачны, я давно смотрел сквозь них.

      Только был незрячий, а после, вдруг, прозрел.

      Я стоял на голове Петра, одновременно смотрел на вечернюю Москву, справа и слева от реки загорались огни. На «Красном Октябре» загорелась вывеска, вдоль набережной включились фонари, в «Президент-Отеле» вспыхнули ярким жёлтым, бесчисленные окна.

      Нет, не взлетел, так сказать, переместился.

      Сюда, наверх.

      А что, если… представил у себя за спиной большие, метра три в размахе, белые крылья, такие, как всегда думал, были в своё время у ангелов, когда они ещё летали над землёй, а не спускались сюда только в случае крайней необходимости.

      Они, крылья, возникли там, где ожидал.

      Были отрезвляюще тяжёлыми.

      Может, сделать их поменьше?

      Нет, тогда они вряд ли меня выдержат, тут попробовал раскрыть