Ранние грозы. Мария Крестовская

удивляется она. – А где же она была?

      – Она еще не родилась в то время.

      Наташа несколько мгновений молча смотрит на мать, точно о чем-то думает.

      – А дядя Петя был?

      – Петя был; он уже учился тогда в гимназии и только на лето приезжал к нам. Такой кургузый был, краснощекий и перед нами, девочками, ужасно важничал своим мундиром! А раз он нашалил что-то и с него в наказание сняли мундир, и он целую неделю ходил в курточке и панталонах. То-то уж мы над ним смеялись – за все его важничанье ему отплатили.

      Наташа задумчиво смотрит куда-то вдаль.

      – Как странно, – тихо говорит она, – дядя Петя, и вдруг в курточке, тети Лизы совсем не было, а теперь есть… Тебя, мама, сначала тоже не было?

      – Конечно, мой ангел.

      – И папы? И бабушки?

      – И папы, и бабушки…

      – А было когда-нибудь, что совсем, совсем никого не было?

      – Да, девочка, сначала и земли не было, и людей не было, Бог потом все сотворил; вот будешь учиться, все узнаешь.

      – Где же все это, мамочка, было?

      Часто Наташа задает такие вопросы, на которые Марья Сергеевна не всегда находит ответы.

      – Ну, слушай дальше!

      Но у Наташи уже образовался свой ход мысли, и вопросы интересуют ее теперь больше рассказов о тете и бабушке.

      – Ну, а вот дедушка был, а теперь его нет! – восклицает она, по-видимому, все еще занятая своими мыслями.

      – Дедушка умер и пошел к Богу!

      – К Богу, это на небо, значит?

      – На небо.

      – Мама, как же говорят: Бог далеко и высоко; ведь он же на небе, а ведь небо видно, а если что далеко, так нельзя видеть. Как же это?

      – Бог везде, милая, и на небе, и на земле. Не прерывай же меня, если хочешь слушать.

      – Ну, хорошо, хорошо, не буду, рассказывай, мамочка, дальше.

      Но через минуту она опять прерывает мать.

      – Мама, на небе никогда никто не был?

      – Никто.

      – И никак нельзя попасть?

      – При жизни нельзя, а после смерти все, кто праведно жили, там будут.

      – Там, мамочка, верно, очень хорошо. Ты, мамочка, не знаешь, как там? – задумчиво моргая глазами, говорит она.

      – Этого никто, дитя мое, не знает.

      – Ну, хоть немножечко не знаешь ли?

      – Да слушай же, Наташа, а то я перестану.

      – Нет, нет, мамочка, я не буду больше, ни одного словечка не буду.

      Марья Сергеевна опять начинает прерванный рассказ, Наташа мало-помалу входит в него и снова интересуется бабушками и тетушками, но вдруг она начинает хохотать.

      – Чего ты? – удивляется Марья Сергеевна.

      Но Наташа заливается раскатистым хохотом и даже не может говорить.

      – Я, мамочка, все думала, какая это бабушка маленькая была, и вдруг она показалась мне!.. Смешная, смешная такая, лицо старое, как теперь, и очки также, а платьице коротенькое, и сама маленькая, и панталончики…

      Марья Сергеевна невольно улыбается: бабушка в таком виде кажется и ей ужасно смешною…

      – И вдруг, мамочка, ее мама на нее рассердится и велит