Инстинкт свободы, или Анатомия предательства. Страшный роман о страшном 1991-м годе. Александр Леонидов (Филиппов)

белье – к себе, а точнее – к ней – в большую джакузи-ванну.

      – Отстань! Дурак! – визжала Азира, но уже и сама не выдерживала, начинала смеяться, брызгать в ответ на мужа мыльной водой. Так они резвились по-дружески, и даже залили в тот день соседей снизу, каких-то лауреатов контрабаса, затейников толстой струны.

      Потом, отборовшись в пенной воде, выбрались на кухню, закусить, а когда явились контрабасисты – тут же без лишних слов уплатиили им штраф за протёкший потолок. Чего-чего, а гидроизоляция в доме культуры была ни к чёрту!

      Азира приводила себя в порядок, ворчала, а Орлаев жрал её закуски, пёк в её духовке себе картошку «по-пионерски», потом солил её и мусорил на стол…

      А потом пошёл напролом: в момент особенно тесного и влажного контакта стал целовать жену и пытался её раздеть, овладеть ей, что-то страстно нашептывал про единственную, любимую, а Азира терялась, отодвигалась, краснела, вынужденная объяснять то, что объяснить невозможно:

      – Ну перестань… Ну Октавонька, миленький, ну прекрати… Ну, давай не сегодня? Сегодня мне совсем не хочется! Ну представь, что тебя стал бы лапать Паша Нитрат, и говорить тебе что ты стройный, сильный, красивый…

      – Пошел он в…

      – Отпусти… Я не хочу так… Ну что ты делаешь?!

      – Азира, я тебя люблю… Это всё комплексы, самовнушение… попробуй быть собой, любимая… И ты забудешь все отговорки, к едрёне фене… Я так устал… Я три недели по степным совхозам… Там только быки и недоумки… (о юных доярках Октава благоразумно умолчал). А ты такая тёплая, такая вкусная… Дай, я не буду делать тебе больно…

      Пума была все-таки женщиной, хотя и странной. И под давлением аргументов-поцелуев уступала, начинала жарко дышать ему на ухо, ещё сильнее возбуждая, молчала, когда он вынес её по коридору в спальню-будуар и бросил там на широкое ложе под звездный балдахин…

      Но кончилось всё плохо. Азира могла обманывать Октаву и даже себя, но не собственный организм. А её тело было не готово в тот день, и это единственная правда того дня…

      Азира встретила Октаву сухой даже после самых неистовых ласк, и дело завершилось кровотечением, разрывом нежных тканей…

      Промаявшись час в приемной гинекологического отделения ведомственной больницы, Октава не заходил больше так далеко в своих «эротических инициативах».

      ***

      На службе безупречно отлаженный механизм, предназначенный действовать на территории противника – неизбежно давал сбои и разваливался на «внутрянке», которую не мог, не умел переварить. Все хитрые методы ВФР были бессильны залатать ветвящиеся трещины советского монолита, просевшего в вязкие почвы давным-давно, ещё после смерти Сталина.

      Враг год от года чувствовал себя всё лучше и лучше, а друг… Что было делать другу? Вот, казалось бы, Кравино – всего себя отдал на служение державе… Тем более странно было слышать от представителя «народной власти» антинародные