Добранушка. Виктор Далёкий

тянется.

      – Проклятая пекарня…

      Хотел Душегуб Кинжалович колдовством сломать пекарню. Напрягся, натужился, глазами, заморгал, задвигал, зловеще зашептал. Остановилась пекарня. Но появилось странное существо на колесиках, предохранитель не электрическом щитке заменило и снова заработала пекарня.

      – Не получается, – проскрипел Душегуб Кинжалович. – Охраняет пекарню кто-то. Человек – не человек, собака – не собака. Робот какой-то.

      – Сломать надо пекарню, – заискивающе произнесла Заноза Болвановна.

      – Колдуй, проклятая! И я сложа руки, сидеть не стану. – Взял Душегуб мобильный телефон, потыкал корявым пальцем в кнопки и поднес к уху. – Алло!.. Это я… Эй, вы там, подлецы, наглецы, гады многоразовые, живо ко мне. Одна нога там, другая здесь.

      Где-то на задках дома в сарае завыло что-то так, что мурашки побежали по коже.

      – Опять!.. – выругался Душегуб Кинжалович. – Пойди, старая, накорми его.

      – Сам иди. Он только тебя к себе подпускает.

      Тут послышался тихое тарахтение и шорох. Дверь открылась, и в дом вошел паренек, кудрявый, ловкий, стройный, невысокий. Глаза озорные пытливые, плутовские.

      – Малыш? – окинул его взглядом Душегуб Кинжалович. – Много чего наворовал?

      – Есть, – басовито ответил Малыш и высыпал перед Душегубом из кармана монеты, бумажные деньги, золотое колечко и цепочку с медальоном в виде сердечка.

      – Где взял? – ткнул Душегуб Кинжалович пальцем в медальон.

      – На рынок сегодня богачи из Воображалово приезжали. Так я их пощипал немного, – ухмыльнулся Малыш.

      – Мало принес, – недовольно сказал Душегуб и забрал все себе.

      – Мне-то оставь чего, – басовито сказал Малыш.

      – На карманные расходы, если не врешь, сам наберешь, – сказал Душегуб Кинжалович.

      Снова раздался душераздирающий пронзительный крик и вой.

      – Поди, покорми его, – сказал Душегуб Кинжалович.

      – Не пойду. Я в жизни ничего не боюсь, а этого как увижу, так руки, ноги немеют, иголки в сердце залетают, кожу мурашки шевелят, холод во всем теле…

      Душегуб поморщился. Ему самому не хотелось кормить Кровососа. И на него он действовал отвратительно. Холод страха забирался под самую рубашку. И веселило его это, в кураж вводило и страхом в сердце кололо. Но в этом он не мог признаться даже себе.

      – Пойду я, – сказал Малыш.

      – Опять до утра колобродить, шалить и шляться?

      – Мое дело, – грубо ответил Малыш.

      – Иди на кухню, поешь и сматывайся. Болвановна ежа приготовила и гадюку пожарила, мышей навялила и лягушек насушила. Пальчики оближешь.

      – Я эти ваши деликатесы не ем, сами трескайте, – отговорился Малыш.

      – Тогда проваливай в свой ночной клуб, – велел Душегуб Кинжалович.

      – Ну и провалюсь, – усмехнулся Малыш.

      Он вышел из дома. Затарахтел мопед и треск от дома стал удаляться.

      Через несколько минут несерьезный звук мопеда затих и вместо него послышался солидный