Голоса эпохи. Избранная проза и поэзия современности. Том 1. Сборник

после переезда. Оказавшись рядом с магазином, поняла, что совершенно выпала из времени – было уже около полуночи, и рассчитывать на то, что кто-то продаст мне кисти, было по меньшей мере самонадеянно и глупо.

      Я машинально и безо всякой надежды позвонила, нажав на старую позолоченную кнопку. За дверью послышалось ворчание и шарканье чьих-то неторопливых ног.

      Когда дверь приоткрылась, я увидела старого китайца с удивительно молодыми глазами… В них был блеск, свойственный лишь натурам, всецело поглощённым какой-то безумной, с точки зрения простого обывателя, идеей.

      – Нося здеся, сего звониша? – проворчал седобородый старик.

      – Простите! Простите, пожалуйста… Я просто ещё не привыкла. Наверное, зайду завтра, вы не против? – взглянув на него с мольбой, произнесла я.

      – Зафтра? Приходить зафтра. А можна сиводня, – распахнув огромную тяжёлую дверь, ответил он.

      – Правда? Вот спасибо!

      Я последовала за китайцем в едва освещённую, но очень просторную лавку. Он включил ещё один светильник и спросил: что за нужда привела меня в его магазин посреди ночи? Но, заметив мой интерес у витрины с колонковыми и беличьими кистями, просто стал ждать, когда я выберу и подойду к кассе. Кисти были первоклассные и, судя по всему, дорогие. Но я всё же взяла их с десяток и ещё несколько из свиной щетины.

      – Мадама художника или мадама делать подарок? – прищурив левый глаз, спросил добрый джин-продавец.

      – Мадама сошла с ума, глядя на небо! – подмигнув ему, ответила я и протянула всю наличность, рассчитывая на снисхождение старого лавочника.

      Он пересчитал доллары и, несколько раз проведя слегка сжатой ладонью по длинной бороде, сказал:

      – Принеси мне первую картину. Где твоё небо. Не нада доллар.

      – Вы – волшебник! Обязательно принесу, – радостно ответила я и поспешила назад, к своему окну.

      Сколько времени прошло после этой ночной прогулки, одному Богу известно. Я писала и ночное небо, подсвеченное огнями огромных реклам, и рассвет, тронувший алым густые облака…

      Мне хотелось написать раннее утро, невероятно свежее и прозрачное, купающее огромные небоскрёбы в золоте лёгких перистых облаков. Но вдруг кисть сама подсказала мне, где сделать небольшой штрих, и я провела эту тоненькую, еле заметную линию… Словно это была нитка с нанизанными на ней белыми облачными бусинами. На другой картине, уже порядком осмелев, нарисовала приоткрытое окно в доме напротив, к которому бежала светлая дорожка от моего открытого окна.

      Это ведь какое-то безумие. Я даже не знаю, кто живёт за этим стеклом и живёт ли вообще.

      Следующим утром, вспомнив о своём обещании, я завернула в покрывало уже просохший холст, на котором, как и просил старый китаец, было небо и золотые облака, и отправилась в лавку.

      Он долго смотрел на картину и молчал.

      Я, уже подумав, что разочаровала его окончательно, повернулась к дверям, чтобы уйти…

      – Остановися.