Новая Зона. Тихое вторжение. Дмитрий Володихин

был очень длинный, невероятно длинный, как жизнь длинный, как расстояние отсюда до Плутона длинный и как смерть крепкий поцелуй. А потом мою Стрекозу начали стаскивать с меня за ноги. Сенбернарша привела тумбы-с-коммодом-с-бейболкой.

      Тумбы-с-коммодом отдирали от меня Катю сноровисто, – как на лесоповале высококлассный сучкоруб превращает дерево в бревно.

      – Опять, мля, этот… Одни от тебя проблемы!

      Катя успела спросить:

      – Когда выписываешься?

      – Послезавтра.

      – Позвони. Приеду за тобой!

      – А завтра?

      – А завтра с работы меня не отпустят. Сегодня едва вырвалась…

      Что, блин, за работа у Катьки такая? Уходил в Зону, так она еще в аспирантуре училась… Надо будет резкость навести.

      Я лежал, смотрел в пятно на матрасе верхнего постояльца и испытывал счастье. Мой мир возвращался ко мне.

      Как только Стрекозу выпроводили вон, к моей койке приперлась охранница.

      – Слышь, ты ж москвич?

      – Москвич.

      – От вас, москвичей, всем одни проблемы. Ни рожна от вас нет, кроме проблем. Психи вы. Нормальные люди так себя не ведут.

      – От меня, москвича, тебе, чудо, зарплата. За то, что ты ко мне жену мою не пускаешь. Охраняешь меня от нее.

      Тетка вяло всхрюкнула.

      – Самый умный он… Хорошо, что Москва твоя мандой накрылась.

      – Мечтай. Не будет там Зоны. По сантиметрику выжжем.

      Она всхрюкнула погромче и удалилась.

      Мне снилась июньская ночь в парке Сокольники.

      Свет фонарей, скупо разлитый меж деревьями и увитый асфальтовыми лентами. Мышиные шорохи в высокой траве. Робко зацветающая липа. Иероглифы тропинок, начертанные на бумаге покоя.

      Два или три соловья ведут бесконечный турнир поэтов. Один из них – то ли самый талантливый, то ли самый матерый – выдает всё время по четыре коленца, но каждый раз их набор меняется. И я становлюсь в сердце парка, одевшись теменью, и слушаю его. Поэма «Безмятежность» строфа за строфой вливается в меня. Когда я поворачиваю к тропинке, ведущей к выходу, он на прощание выдает строфу из пяти коленец, великолепнейшую.

      А под утро – опять черные туннели, тени и уродцы. Но на сей раз недолго…

      Перед завтраком я делаю три комплекса упражнений. Один – разновидность зарядки. Второй – по особой военсталкерской методике привожу в порядок мышцы, давно отвыкшие от работы. Худо. Но исправимо. Третий – проверяю, всё ли меня будет слушаться. Если придется здорово ускорить ритм движений. Голова кружится… Никуда.

      Повторяю третий комплекс. И еще раз. И еще. Пока на меня не начинают коситься. Иду на завтрак изнеможденным. Но, кажется, не всё так плохо, как казалось вначале.

      После завтрака является Михайлов. Берет табуретку, усаживается рядом и вынимает из визитки небольшой пакет. Из пакета извлекается старенький айфон.

      – Берите, Тим, теперь это ваш служебный. Вот здесь, – он показывает на экранчике, – файл с самыми необходимыми номерами: вашей Катерины, моим и десятком людей, которые могут понадобиться вам по работе. Ибо со