Венец безбрачия. Анна Шашкина

ночам! Вы, молодой человек, не думайте, что слишком отличаетесь от большинства! Ваша аспирантура не устоит перед инстинктом варвара! В свое время тоже опуститесь до трехдневной щетины!

      Теперь взгляд Татьяны показался мне дьявольским, он горел ненавистью ко всему мужскому роду в моем лице. Я почувствовал, как намок воротник рубашки, я не мог оторваться от этого испепеляющего взгляда, не мог сдвинуться с места, потому что не знал, где мне укрыться от женского гнева.

      – Что? Правда глаза колет? Или, может, уже стал настоящим самцом, жаждущим только жрать, спать и трахаться?! – Татьяна поднялась с кресла к моему столу за пепельницей, а я невольно отклонился и вжался в спинку своего кресла. Она смотрела на меня, не моргая. Мне захотелось крикнуть: «Нет, ты не проклятая, ты ведьма! Ты не несчастная, ты ужасная! Сгинь!» Но вслух я только с усилием отвел взгляд. Внезапно окно распахнулось, и свежий ветер стал громко колотить жалюзи, отпугивая злых духов. Я, не торопясь, встал закрыть окно, вспомнив с благодарностью ангела-хранителя. И начал жалеть, что ввязался в бой за душу человеческую.

      Начиналась гроза, деревья клонились от порывов ветра, люди быстро удалялись с проспекта, прикрывая глаза от пыльных вихрей. Нежно-голубая полоска неба стремительно худела от опарной свинцовой тучи.

      – Как быстро наступило разочарование от брака? – спросил я, глядя на первые водянистые пики, разбившиеся о стекло. Мой разум очистился и стал прозрачен.

      – Наверное, сразу после свадьбы. Я мечтала о любви, а получила лишь штамп в паспорте и метелку в руки. Вот такое мое проклятие. Меня не любил собственный муж, – совершенно без эмоций ответила Татьяна, даже не думая извиняться за свой истерический выпад.

      – А вы любили своего мужа? – Резко развернулся я, сцепив пальцы за спиной в кельтский крест. Честно, в этот момент, мне захотелось задеть самолюбие Татьяны, очернить ее саму, как она сделала это только что со мной. Необоснованно и жестоко.

      – Нет, – всего лишь наивно подняла брови Татьяна, – поначалу он мне был симпатичен, может быть, я даже влюбилась, но это мимолетное чувство быстро прошло. Он его раздавил. Постоянно ноги об меня вытирал. То с друзьями на рыбалку уедет – мне не скажет, то домой придет – ноги протянет. Как барин. А что мне ласка нужна, сочувствие, да даже помощь элементарная: гвоздь вбить – этого он не мог. Офицер хренов!

      Уголок рта предательски задергался, Татьяна быстро достала платок и прижала к губам.

      Через минуту молчания она уже зашептала простуженным голосом:

      – Вы, мужчины, так неидеальны. Вы полны пороков. За что вас любить? За что?

      Я молчал. За всех мужчин я не рискнул ответить. По ее щекам текли слезы страдания. Она их не стирала. Татьяна страдала напоказ, и видимо, это доставляло ей облегчение. Мне же становилось все тяжелее, будто энергия из меня перетекала к ней.

      Но, превозмогая себя, я стал судорожно искать корректное продолжение беседы. В горле пересохло и захотелось высунуться под животворящий