Софист. Платон

в голову и рот ловимой рыбы, притом вытаскивающий ее, прутьями и удилищами, снизу в противную сторону, вверх. Этой охоте, Теэтет, какое, скажем, надобно дать имя?

      Теэт. Мне кажется, теперь дело дошло до того, что недавно нашли мы нужным исследовать.

      Ин. Стало быть, теперь ты и я не только согласились в имени удочного рыболовства, но и достаточно поняли самый способ производить это дело; потому что половинная часть этого искусства, взятого в целом, была приобретательная, половина приобретательного – овладевательная, половина овладевательного – охотническая, половина охотнического – гоняющаяся за животными, половина гоняющегося за животными – жидкостихийная, половина жидкостихийного, заключающая весь нижний отдел, была рыболовная, половина рыболовного – ударная, половина ударного – крючковая, а половина этого, вытаскивающая чрез удар снизу вверх, получила имя по подобию самого дела, и названа теперьудочным рыболовством.

      Теэт. Вез сомнения, так; и это-то достаточно раскрыто.

      Ин. Давай же, решимся по этому образцу найти то, что такое софист.

      Теэт. Со всею готовностью.

      Ин. Но у нас тот ведь был первый вопрос: удочного рыболова простым ли надобно почитать человеком, или некоторым искусником?

      Теэт. Да.

      Ин. Так вот теперь и этого, Теэтет, простым ли признаем человеком, или непременно истинным софистом[11]?

      Теэт. Никак не простым человеком. Ведь я понимаю, что ты говоришь; он всячески должен быть таким, каково его имя-то. Нам надобно только, как видно, определить, какое приписать ему искусство.

      Ин. Ну, какое же оно? Ради богов, ужели мы не поняли, что один из этих мужей – родня другому?

      Теэт. Какой какому?

      Ин. Удочный рыболов софисту.

      Теэт. Каким образом?

      Ин. Оба они представляются мне некоторыми охотниками.

      Теэт. Какой ловли другой из них? Об одном-то мы, конечно, уже сказали.

      Ин. Всю ловлю мы разделили, кажется, надвое: рассекли ее на часть плавательную и пешую.

      Теэт. Да.

      Ин. рассмотрели и то, сколько в роде плавательном видов водяных; а часть пешую оставили не разделенною, сказав, что она многовидна.

      Теэт. Конечно.

      Ин. И так, софисти удочный рыболов доселе идут вместе, выступая из искусства приобретательного.

      Теэт. По-видимому, так.

      Ин. А расходятся-то с охоты за животными: один направляется к морю, рекам и озерам, и там ловит животных.

      Теэт. Как же.

      Ин. А другой – к земле и к рекам иного рода, как бы на роскошные луга богатства и юности, чтобы овладеть пасущимися там стадами.

      Теэт. Как ты говоришь?

      Ин. Пешей охоты есть две большие некоторые части.

      Теэт. Какие две?

      Ин. Одна охота закроткими, другая задикимиживотными.

      Теэт. Так это – охота за кроткими?

      Ин. Если только человек есть животное кроткое. Полагай, как угодно: или нет ничего кроткого; или другое что-нибудь есть кроткое, а человек – дикое; или человек, скажешь опять,

11

См. р. 219 А. О том, что человеку простому,ἱδιώτῃ, противополагается ученый или знаток искусств, замечено уже вSymp.р. 178 В; Тит. р. 20 А. Известно и то, что знатоков искусства греки почитали деятелями в среде гражданского общества; и потому простой человек, под которым разумели они земледельца и ремесленника, противополагаем был у них также лицу, принимающему участие в делах гражданских и правительственных. Но здесь человеку простому поставляется в противоположностьистинный софист, – ὡςἀληθῶςσοφιστής. Чтософист, как учитель детей, или как народный оратор, был лицо гражданское, – это ясно само собою. Но почему в отношении к человеку простому назван он истиннымсофистом? – Платон, видимо, метит здесь на этимологическое значение слова «софист», разумея под нимτὸν τῶν σοφῶν ἐπιστὴμονα(сравн. Protag. p. 337С). Спрашивается, то есть: что это за искусство, выражаемое его именем, – делать хитрые соединения и различения слов, – построятсофизмы? – и полагается, что в этом именно значении настоящая беседа должна рассматриватьсофиста.