Ты – моя половинка. Елена Вернер

мыслей. – И то, что мы с тобой снова вместе… Какие еще доказательства тебе нужны?

      – А ты повзрослела.

      – Что, седая? – Она подскочила. На стене перед ней тут же возникло красивое, в золоченой резной раме зеркало в рост. Ее волосы были черными и – длинными. Она с тайным удовольствием осматривала себя. Но даже в зеркале не выпускала из поля зрения его лицо. Он посмеивался.

      – Такая логика… Ты даже здесь не перестаешь быть настоящей женщиной. Маленькая фея… Хотя и догадываешься, что все, что ты видишь вокруг, – просто иллюзия. Кроме меня.

      – Иллюзия? – нахмурилась она.

      В доказательство своих слов он указал на большой дубовый шкаф в углу – тот растворился в воздухе.

      – Как и ландыши, – понятливо кивнула она. – Но ведь мы-то настоящие?

      – Мы да. Ну, то, что мы собой представляем. Наши тела – это так, оболочка, чтобы нам с тобой было удобнее. Они-то как раз ничего не значат. Но что поделать, души привыкли жить в телах – нам так роднее… И Дом, он тоже настоящий. Это наша обитель, сюда мы будем возвращаться раз за разом.

      – Нет, нет, нет! – Она в долю секунды оказалась рядом с ним, мелькнув молнией через пространство. – Что значит «возвращаться»? Ты куда-то уйдешь? Или я?

      – Оба. Так уж устроено. Мы будем снова возвращаться на землю, а потом, после… смерти, – это слово далось ему нелегко, – обратно сюда. Не волнуйся, Дом никуда не исчезнет и всегда будет ждать нас. А мы всегда будем возвращаться…

      – Но… Я думала… Мы тут навечно…

      – Так уж устроено, – повторил он. – Ну, любимая, улыбнись скорее. Ведь мы вместе, а тут так хорошо!

      – И сколько у нас времени? – не успокаивалась она.

      – Тут времени нет.

      И она вдруг сдалась. Какая, в сущности, разница? Нужно уметь быть благодарной. Это и так немыслимое чудо – встретить его снова, после всего! О, если бы она знала это наперед, она бы ни секунды не задержалась на земле после его ухода! Ведь есть столько способов…

      – А вот это нельзя! – Он весь всколыхнулся только от самой этой мысли, по его лицу пошли голубовато-багряные всполохи, а очертания тела размылись. И она тут же сама почувствовала его боль, ей передавшуюся. Да, конечно, они же единое целое…

      – Нельзя, любимая. Это единственный запрет. Самоубийством можно только все погубить, навсегда, до конца… Самоубийством рушат не одну душу, а обе. И Дом, который для них сотворен.

      Она ахнула. Он кивнул:

      – Да, вот такое правило. Так что даже мысли об этом не допускай. Что все земные страдания против нашего теперешнего счастья?

      В эту секунду все лишнее ушло вдаль.

      Остались только ликование, восторг, покой и свобода. Что такое счастье, гадала она раньше. Гадали все люди на земле. Она теперь знала точно, и он знал. И это ощущение не прекращалось и не слабело.

      И так шли годы.

      Века.

      Мгновения.

      Но дверь Дома распахнул сквозняк. Заколыхались занавески.

      Порыв ветра подхватил ее и понес.

      – Не забывай. Я люблю тебя, – улыбнулся он ей, когда их руки разомкнулись. – Я всегда рядом, всегда с тобой.