Опустошение. Белый волк. Илья Луданов Луданов

в озеро или лес, водяному да лешему сосватает.

      Девочки притихли, Петр хмыкнул и повеселел глазами. Ему тоже словно привиделось что-то.

      – Ты, бабуль, раз знаешь все, не сама ль дружбу водишь с чертом? – обернулся Петр в салон, когда впереди посветлело и автобус, набирая разгон, пошел в гору.

      – Как есть, так и говорю, – взбаламутилась старушка. – Поживи с мое на деревне, узнаешь.

      – Да живу я.

      – Да сколько ты, милый, у нас – года два?

      – Три.

      – А ты тридцать три поживи. Тогда уразумеешь устройство, – бурчала баба Зина. – Неужто зимой не слыхал, как волки в ночи воют? Как летом в полнолуние насмешницы балагурят? Скоро вот метели запоют, то девки белокосые закружат, метлами заметут.

      – Что это за девки, бабушка, – утопленницы? – спросила младшая.

      – Какие вам в зиме утопленницы? Они сейчас на дне, в илу спят. Метель, известно, ведьмы кружат, – баба Зина отвлеклась от девочек и стала говорить для всех. – Ишь, что думают себе – что на селе только пьянь одна, бараки да шахты, одни колхозы и бурьяны. А природа – не то. Тут все иначе устроено. Нам, чухням, на загляденье.

      – Что же, повсюду ведьмы и черти? – не выдержал Петр.

      – Не всюду, Фома ты неверующий. Бог тебя простит, – баба Зина с опаской перекрестилась. – Эти редко ходят. Когда случается чего или явление какое. В обычную пору всякая мелкая нечисть клокочет…

      Позади автобуса из тумана с ревом вырвались два больших джипа. Петр только заметил в зеркало, как внедорожники – черный по обочине, красный по встречной полосе – обогнали автобус и, рявкнув моторами, унеслись.

      – Вот и нечисть, – зевком напомнил о себе из угла салона Витя.

      – Это – так, мелочь, – баба Зина, как и положено старухам, держалась в курсе новостей. – Сынок нашего князька с заграницы вертухался. По фамилии и званьице. Теперь у нас порядками заправлять будет.

      – Нечисть, только отечественного производства, – буркнул Витя.

      У поворота на Воронью пустошь подобрали деда Захара с рыбалки. Вороньей пустошью называли обширные карьеры, где когда-то добывали глину и песок для окрестных заводов. Потом заводы кончились, карьеры заросли, в них встали озера, глубокие и богатые рыбой. В стужу, по первому льду, с ящиками и длинными, как огромные сверла, бурами в руках, сюда съезжались окрестные мужики. До седин Захар был физруком на селе, пока школу не перекроили в семилетку, а его не попросили на пенсию.

      В армейском полушубке, унтах, Захар пахнул изморозью в тепло автобуса.

      – Привет, Петр Сергеич, Зинаида Ивановна. Здорово, Вить, – остывшим голосом хрипел дед.

      – Господь с тобой, Захар, – снова перекрестилась баба Зина.

      Рыбак грохнул буром, стянул ушанку, обнажив густую и черную с проседью, нестриженую шевелюру. Девочки глядели на него с замиранием.

      – Вот вам и леший, – повернулся к ним Петр, трогаясь с места. Баба Зина недовольно зыркнула на него.

      – Встал лед-то? – Петр глянул на Захара.

      – Да, первый выход, – хрипя стылым горлом, после