Третье небо. Андрей Валерьевич Васютин

люди суеверно называют «удачей», «фортуной» или «везением» – но достаточно одного неверного шага, и цепочка благополучия может быть разорвана. Одного. А если таких шагов два? А если больше?

      Боров спал, беспокойно хватая толстыми своими пальцами воздух. Вздрагивал.

      Асмира – ни в своём режиме, ни в режиме матери – не разговаривала; сидела у подоконника на кухне, смотрела в окно. Обиделась.

      А что обижаться? Ну, если этот овощ ей зачем-то ещё нужен, так укололась бы, нашла их по стигмам, забрала.

      Но нет.

      Предпочла сидеть и дуться. Ладно, её проблемы.

      Жалкие это люди – те, кто вместо решения проблем предпочитают вставать в позу и страдать на публику. Жалкие. Да и чёрт с ними.

      Когда Демьян вернул борова, – уже после автобуса его понесло по заснеженным дворам, по каким-то стройкам, детским садам, поликлиникам; пришлось потом побегать от чуть не поймавших их полицейских, и одного из них боров закинул зачем-то на трансформаторную будку – Асмира стояла в коридоре, поджав губы.

      Ничего не сказала. Подхватила борова, потащила его на диван. Подогрела борщ. Покормила его с ложки. Уложила. Легла сама рядом.

      Демьян тоже поел, чувствуя, как здесь, в выморочной этой квартире, снова накатывает на него тоскливый, смурной и томительный ужас.

      Всё в жизни можно пофиксить.

      Найти работу. Разобраться с жильём. Раздобыть новый паспорт, в конце концов. Снова купить телефон.

      Но что делать, когда рядом ходит копия его матери, всунутая в тело этой малолетки? Что?

      Как справиться с этим? А?

      Забыть? Игнорировать?

      Он съел шарик, поймав себя на том, что накрыло его невесть откуда взявшееся чувство вины, намешанное с удовольствием от щекочущей этой судороги на нёбе, от электрической кислинки.

      Просмотрел невнятицу про подземный морозильник и запертого там человека.

      Поискал и не нашёл телефон.

      Оделся. Натянул кургузые свои ботинки. Нашёл отстёгнутый с какой-то куртки капюшон, пристроил себе на голову. Чтобы не узнали.

      Асмира демонстративно игнорировала его.

      Демьян попробовал поймать её взгляд; не получилось.

      Он вышел.

      Продышаться от посторонних жизней, начавших уже обволакивать паутиной выморочных иллюзий.

      Начавших сводить с ума. Натурально.

      Около остановки было шумно. Демьян, двигаясь боком, осторожно прошёлся рядом с гомонящими людьми.

      Того автобуса не было. И полиции тоже.

      – Что тут? – спросил Демьян у бабки в мохнатом сером платке.

      – Стадион открывают, – сказала она. – Пятьсот рублей.

      – Как? – спросил Демьян.

      – Мест уже нет, – быстро ответила она, и отвернулась. – Иди, куда шёл. Давай-давай. Иди.

      За людьми видны были автобусы, штук пять или шесть; в них, торопливо подталкивая друг друга, суетливо посмеиваясь, садились люди.

      Демьян прогулочным шагом подобрался к распахнутым дверцам первого автобуса. Там орудовала ярко накрашенная тётка.

      – Проходим, – она размашисто шлёпала каждого