Сборник рассказов. Абонент не может быть вызван. Сергей Семенович Монастырский

это со мной? …

      И вытирая слезы, нарочно, уже сухим и твердым голосом сказала.

      – Никуда не поедем! Что будет, то будет! Будем жить!

      За окном собирались тучи. Быстро темнело. Где-то уже гремела гроза.

      На полу стоял чемодан. И возле него во взрывах уже сверкающих молний виднелись два человека.

      ДВОР МОЕГО ДЕТСТВА

      Двухэтажный дом, стоящий на узкой улице, был старым, скрипел половицами и когда в двенадцать часов ночи, доски под грузным шагом дяди Леши скрипели на втором этаже, жившие под ними соседи первого этажа предвкушали вечерний спектакль. С громкими выяснениями отношений, а иногда и битьем посуды. Впрочем, спектакль всегда заканчивался миролюбивым ритмичным скрипом панцирной сетки кровати и победным рыком Леши.

      – Теперь ты веришь?!

      Степан Леонидович, живший на первом этаже, когда-то объяснял жене неопровержимость этого аргумента:

      – Ему уже пятьдесят, разве он сможет два раза за день?

      Верно и потому Степан Леонидович, сам старался не допустить промаха и не в коем случае не делать это два раза в день!

      … А когда-то половицы скрипели под шагами другого поколения – железнодорожного инженера Ивановича, заселившегося вместе с семьей в первые годы после революции, а до этого – под ногами купца, хозяина не квартир, а всего этого дома … впрочем, наверное, половицы тогда не скрипели?

      … Старый был дом, и, хотя стоял он почти в центре города, на узкой, заросшей сиренью старинной улочке, странно было представить, что в трехстах метрах отсюда высятся многоэтажные свечки новостроек, сияют вечерами витрины торговых центров, мчатся по проспектам потоки машин…

      Нет, кажется, навсегда застыла здесь неспешная и спокойная патриархальная жизнь, в огромных дворовых пространствах, заросших сиренью, шло счастливое голосистое детство и веками сидевшие у подъездов старушки обсуждали соседскую жизнь.

      А потом старушки умирали и их места занимали женщины из следующего поколения, некогда осуждавшие их никчемное времяпровождение.

      Вырастали и уходили из дворов гонявшие в футбол дети и некогда завидовавшая им малышня.

      Под широкой развесистой липой уже лет сто, наверное, росшей у этого дома, Николай остановил свой автомобиль.

      Вечерами солнце горело прожектором, отражаясь в стеклах квартир, уютно и мирно было на узкой улочке и ему послышалось, что, как всегда, скрипят половицы.

      Но нет, было необыкновенно тихо, и даже детские голоса не звенели во дворе.

      Умер дом, умерли люди, жившие в его Николая эпоху, умерла и сама эта эпоха. И мир давно стал другим.

      … Тридцать лет не был он в этом доме, который давно покинул сразу после выпускного вечера. И вот почему-то потянуло его в детство, в то счастье, которым, как солнцем, был залит этот двор!

      Здесь как-то играя в прятки на «выполнение желаний», (тот, кого нашли, исполняет желание нашедшего) он, нырнув в заросли сирени ухватил спрятавшуюся Лариску.

      – А! – закричал он, – какое бы придумать наказание?

      Обычно девчонки на это отвечали: «Отстань»

      Но