Парадоксы и причуды. Публицистика и полемика. Григорий Шехтман

ножем в руках, на пожарах

      І днює й ночує.

      Не милує, не минає

      Нiгде нi одного…»

      Поэт рисует обезображенный ненавистью облик Ивана Гонты:

      «Кровi менi, кровi!

      Шляхетської кровi, бо хочеться пить,

      Хочеться дивитись, як вона чорнiє,

      Хочеться напитись…»

      Эти кровожадные строки наш современник Олесь Бузина, назвавший из-за них Тараса Шевченко вурдалаком, приписал плодам его подсознания, иначе – его ментальности. При этом он напомнил, что поэт, никогда не бывший на войне, их написал в двадцатипятилетнем возрасте, недавно перед этим получив вольную.

      Однако переметнувшийся к гайдамакам уманский сотник (полковник) Иван Гонта – не плод воображения, это реальная личность, и с его «подвигами» поэт явно был знаком. Имя Гонты связано с уманской резней, произошедшей во времена Колиивщины в Умани в 1768 году, когда гайдамаками зверским образом было уничтожено 12 тысяч евреев и поляков. При этом они «случайно» истребили также свыше 2 тысяч православных, заподозренных в симпатиях или укрывательстве «ворогов». Вот фрагмент из описания очевидца этого события (www.vostlit.info):

      «Началась ужасная резня. Со всех сторон текли ручьи крови; были слышны только раздирающие душу крики тех, которых резали и которые умирали, проклиная Гонту. Со времени основания Польши не было еще такого несчастья, причинявшего такую мучительную смерть стольким полякам и евреям. Прежде всего, они стали резать евреев, и никому не давали пощады. Несчастные дети умоляли разбойников дарить жизнь их родителям. Гонта велел умертвить их за это жесточайшим способом. Всех детей связали, колесовали и лошадьми их растоптали».

      Гайдамаки проявляли выдающуюся изобретательность в своих зверствах: они топили польских детей в тазах, заполненных кровью их родителей. Не приходится сомневаться в том, что в распоряжении у Тараса Шевченко было достаточно литературы об этих событиях, чтобы не насиловать излишне свое воображение. Объективности ради, следует указать на другие источники информации, стремящиеся восстановить «человечный образ ненавистного для шляхтичей уманского сотника» (Шумейко, 2009). Так, в своем войске Гонта старался поддерживать бодрость духа и даже веселье: он разделил между казаками богатую добычу, заботился о правильном снабжении лагеря провиантом и по временам устраивал пиры с музыкой и танцами, на которые приглашал без различия всех недобитых гайдамаками жителей города, включая уцелевших дам шляхетского сословия.

      А для того, чтобы представить себе способы лишения жизни в муках, применявшихся бандеровцами к мирным детям, женщинам и мужчинам, воображения вообще не требуется: они неоднократно описывались свидетелями преступлений и даже «систематизированы» (Смыслов, 2014). В адвокатах же, стремящихся «облагородить» этих головорезов, недостатка сейчас нет (Частий, 2007).

      От строк Великого Кобзаря вернемся к новейшей истории и убедимся, что описанные им вурдалаки наверняка примерно то же испытывали,