ЛитПремьера: Современная малая проза. Журнал КЛАУЗУРА

чему было посвящено. Но Владимир никогда не искал в жизни только актуальности.

      …Она окончила театральное училище в конце 30-х.

      А уже в начале века и Константин Сергеевич, и Всеволод Эмильевич отказывались от театральных амплуа.

      Он помнил, как сам конспектировал мейерхольдовское:

      – Актеру не следует специализироваться. Подразделение актеров на амплуа все дальше и дальше уходит в область преданий. Пока еще приходится нам, актерам, запасаться сценическим паспортом с обозначением звания (амплуа), потому что не все ценности переоценены. Мне нужны артисты нового жанра, сущность какового в импрессионизме и мутных контурах.

      Наверняка и она учила знаменитую формулу Станиславского:

      – Если он герой – ищите в нем плохое, если он злодей – ищите, в чем он хорош.

      Время нонконформизма прошло, и теперь Владимир только наедине с собой задавался вопросом:

      – Неужели это и есть реализм, многогранность человека? Уж если в злодее искать хорошее – придется по времени спуститься до младенчества: может быть, тогда у него были хороший аппетит или хороший стул?

      Отчего бы не предположить в человеке – цельность характера? Ведь человек – выстраивается как-то, есть в нем главная тема, главная линия. Это хорошо видно на узловых моментах выбора…

      Но, негласно, амплуа остались. Ведь понималось, что контрабасист, хоть самый гениальный, не сыграет партию скрипки!

      Ей было указано: ingenue.

      И эта роль – Машенька – её! Как для нее написана, ложится на ее амплуа.

      И шепоток за спиной, шипящий и завистливый:

      – Сыграла саму себя. Кто ж себя не сыграет!

      Они не понимали, что это, по сути, не обвинение, а комплимент! И она этого не понимала, горько плача по ночам, как раненая.

      Ее богиней была – Алиса Георгиевна Коонен. Не ingenue – амплуа, которое быстро, чуть повзрослеешь, кончится, а – трагическая актриса!

      Когда царица сцены проходила высокими коридорами театра – взгляд нельзя было оторвать от ее далекого от земных забот лика, от безупречно прямого стана, дивной походки. В театре о ней ходили легенды, передавали друг другу, что в Париже сам Кокто восхищался ею.

      А дальше в дневнике пошли записи о репетициях в чеховской «Чайке». Ей впервые дали главную роль. Она играла Нину Заречную.

      А вот это уже было интересно. И даже полезно: ведь и ему пообещали роль Треплева в запланированной постановке.

      Дневник донес споры Юрия Александровича с тогдашним мхатовским режиссером Сахновским. Тот считал, что Нина как актриса – бездарна.

      – Но если исполнительница решит, что она должна играть бездарность, то ее Нина будет неинтересна зрителю, и судьба ее станет для него неважной.

      Она играла Нину, талантливую, но неопытную актрису, и играла ее с оглушительным успехом… всего только девять раз.

      Она жила там, у озера, где убили чайку.

      Она любила Тригорина – старого потрепанного в любовных баталиях актера N. (так она обозначила