Delusion старого мента. Ник Карпин

поднадзорного Левчука. С виду неприметный, собирался устраиваться на работу.

      А заявления о кабинетных кражах сыпались гадкими хлопьями на головы сотрудников.

      – Это Васькина работа. – Утверждали городские сыщики, ожесточенно почесывая бока, спины, словно пред розгами.

      Миша Косовир перевелся в другую службу и Пловцова поставили прикрывать участок, на котором «свирепствовал» Вася.

      – Замещал Косовира, знаешь участок, тяни! – Решил начальник.

      – Участковый обязан предотвращать преступления на своем участке. – Тут же стал повторять начальник. – Принцип крайнего никто не отменял, а кто крайний в милиции? Участковый! – И взгляд его неизменно упирался в Пловцова. При встречах Косовир счастливо похохатывал над своим теской, когда тот пытался жаловаться. Пловцову было не до смеха. Он чувствовал нависавшую над ним грозовой тучей неотвратимость наказания за все Левчуковские преступления на закрепленном за ним новом участке. Всеми порами своего тела чувствовал.

      Вечером на опорном пункте милиции старший участковый инспектор Стаднюк интересовался:

      – Как дела по Левчуку?

      Унылым голосом подчиненный рассказывал неутешительные новости.

      Васька Левчук жил у Людки по прозвищу «горбатая». На работе не появлялся, жил без прописки и это усугубляло дело. Вечерние, ночные, ранние утренние визиты милиции к «горбатой» ничего не давали. Людка ни разу не сорвалась на свое обычное:

      – Сволочи… менты… жизни не даете!

      Три недели назад, когда забирали из квартиры «горбатой» ее собутыльников, слушали от нее и не такие перлы. Пьяная в ночной сорочке она наскакивала на милиционеров сзади, грабастала длинными костлявыми руками, визжала:

      – Я сейчас укушу! – Людка вытягивала вперед тонкую шею, ее горб еще уродливее выпирал сквозь тонкую материю ночной сорочки. Она пыталась вонзить гнилые зубы в руку участкового. Когда ей это не удавалось, кричала:

      – Я тебя сейчас ударю! – И пьяно метила в лицо представителю власти… Собутыльников тогда усадили в машину. Людку оставили. У нее на руках была дочка-грудничок. Но инспектор по малолеткам «взял ее на карандаш». Когда машина тронулась, Людка изрыгнула ругательства, каким позавидовал бы любой шкивидор.

      Теперь Людка не злобствовала, а любезно отвечала:

      – Где Вася?! Вот только что был, ушел, наверное, в туалет. – Ее большие голубые глаза светились поддельной добротой к милиционерам. Видимо Васька неплохо «подкармливал» ее. Людка не работала, на руках ее малолетка, а пенсия инвалида детства нищенская. Как могла она выгораживала сожителя Ваську. Если милиция приходила к ней днем, она отвечала:

      – Как ушел рано утром, так еще не было Васи. Наверное, на работе.

      Медными голосами милиционеры оповещали ее, что Васька на работе появился всего один раз: ковырнул лопатой на стройке и «слинял». Людка пожимала плечами, мол, ничем помочь