Последняя утопия. Права человека в истории. Сэмюэл Мойн

что настоящие дискуссии, начавшиеся на конференции и продолжившиеся после нее, кипели вокруг Совета Безопасности, правил голосования в нем, а также права вето – вопросов, которые первоначально были урегулированы в Ялте, а потом еще раз согласованы в Сан-Франциско знаменитым условием единогласия. К той ранней поре закладка фундамента ООН уже состоялась; как отмечал учтивый британский дипломат Чарльз Уэбстер, «позднейшее украшательство не затрагивало самих опор возводимой конструкции»100.

      В свете еще живых воспоминаний об унизительной неудаче Вудро Вильсона, так и не сумевшего заставить страну принять его великое детище, для тогдашних американских активистов главным был вопрос о том, удастся ли на этот раз убедить правительство США и американских граждан согласиться с тем, чтобы их страна вышла на международную арену в качестве вовлеченного и заинтересованного актора. Именно этот принципиальный пункт побуждал активистские группы всеми силами отстаивать замысел ООН, причем независимо от ее будущей модели. «Членство в Организации Объединенных Наций стало символом причастности Соединенных Штатов к международному сообществу», – заявляла Дороти Робинс, которая в те годы в частном порядке занималась продвижением интересов ООН. Для самой большой заинтересованной группы – бывших изоляционистов, которые теперь стали интернационалистами, поскольку им, наконец, показали такую интернационалистскую модель, где не нашлось места преобразовательному идеализму, – конец американской изоляции ассоциировался теперь не столько с «новым курсом», сколько с новой формой международного сотрудничества, воплощаемой ООН. Как поясняла тогда Вера Мишель Дин, одна из видных активисток, отсутствие «фундаментальных принципов» делало новую организацию намного устойчивее погрязшей в морализме Лиги Наций. «Предложения Думбартон-Окс не содержали в себе каких-то тысячелетних надежд, – писала она. – Там выработали не тот документ, который мог побуждать послеобеденных ораторов к произнесению высокопарных речей о вечном мире. И это было хорошо»101. Что еще важнее, память о пережитом совсем недавно страшном японском нападении, не имевшем аналогов в предшествующей истории США, подрывала ощущение изоляционистской неуязвимости и делала менее вероятным повторение предпринятой страной после Первой мировой войны попытки избежать полноценного погружения в общемировые дела.

      Голоса несогласия, исходившие от некоторых идеалистов и пацифистов – например, от Освальда Гаррисона Вилларда, – не смогли возобладать в американских дискуссиях. Это ярко контрастировало с ситуацией, сложившейся после 1919 года, когда президент Вильсон столкнулся не только с изоляционистами, но и с гораздо более радикальными, чем он сам, интернационалистами. Разумеется, было много толков относительно того, насколько приемлем реализм Думбартон-Окс, но ключевым соображением оставалось все же очевидное отсутствие

100

См. его статью, написанную на основе лекции 1946 года: Webster С. The Making of the Charter of the United Nations // Idem. The Art and Practice of Diplomacy. New York: Barnes & Noble, 1962. P. 79. Мысль о том, что последующие события оказались воплощением «народного мира», высказывается в работе: Lauren P. G. The Evolution of Human Rights. Chaps 5–6. Ср.: Jhabvala F. The Drafting of the Human Rights Provisions of the UN Charter // Netherlands International Law Review. 1997. Vol. 44. P. 3–31.

101

Robins D. B. Experiment in Democracy: The Story of US Citizen Organizations in Forging the Charter of the United Nations. New York: Parkside Press, 1971. P. 157; Dean V. M. The Four Cornerstones of Peace. New York: Whittlesey House, 1946. P. 9. Последняя книга представляет собой собрание памфлетов, которые готовились для Ассоциации внешней политики (Foreign Policy Association) и публиковались в 1944–1945 годах.