Охота на труса. Алексей Смирнов

вишневая начинка.

      – Гопинат! – ахнула Смирдина.

      – Я тебя, что ли, сграбастал? – взвился Лобов.

      Доу поправил очки и шагнул вперед.

      – Ничего они нам не сделают, – улыбнулся он.

      Черчилль вскинул автомат и выпустил короткую очередь по лепным украшениям, что тянулись по периметру потолка. Огромный кусок штукатурки плюхнулся в аквариум: Илларион любил рыбок, прозревая в них Иисуса Христа. Воздух чуть посинел от дыма, по келье разнесся острый запах. У присутствующих заложило уши. Смирдина ахнула и классическим, абсолютно литературно-кинематографическим жестом схватилась за сердце. Немировский глухо выматерился, Стрелков-Питон удивленно поднял брови. Мандель прицокнул языком.

      – А я предупреждал, – сказал он.

      Доу же перестал улыбаться и поджал губы. Он застыл, похожий на статую больше, чем когда-либо прежде.

      – Колитесь, – прорычал Бокасса, горе которого сменилось гневом.

      – Иначе начнем убивать, – подхватил Ленин.

      Сановничий поспешно поднял руку:

      – Не надо, гошпода гимнажишты. Я шкажу. Ваш ждет рашпределение в шолидные дома, где вашим дальнейшим обучением жаймутся опекуны. Ваша карьера будет полноштью завишеть от приобретенных навыков и врожденных наклонноштей. Мы ничего не шобирались шкрывать и только ждали выпушконого вечера…

      – А ноги? – Дато показал на сонного Эштона. – А моя рука? А наш ослаблэнный иммунитэт – нэ опасны для нэго ваши солидные дома?

      Сановничий беспомощно посмотрел на доктора Феста.

      – Выпуск назначается не с бухты-барахты, – сказал тот серьезно. – Срок высчитан и сто раз перепроверен. Ваши анализы показывают, что именно к дате выпуска состояние вашего здоровья…

      – А если раньше? – перебил его Дато. – Я подошел к компьютэру в кабинэте дирэктора. Я нэ умру?

      – Теперь уже не так страшно, – пробормотал Фест.

      Тут заговорил Стрелков-Питон. Он сунул пальцы за ремни, которыми была перетянута неизменная гимнастерка.

      – Что за церемонии, коллеги? Господа диктаторы осознали свои роль и место в истории. Не надо их жалеть! – Он вперился в черные глаза Дато. – Вас, дорогие вожди, понаделали из родительского праха для богатых домов. Да, раскопали останки, если вас это интересует. И знаете, ради чего? Вас будут держать на цепи. Рассадят по подвалам и будут дразнить говном на лопате. Показывать гостям. Кому повезет – попадет в прислугу. Или в наложники. Карлы, шуты, домашние уродцы! Это довольно престижно – держать в лакеях Мао и вступать в противоестественную связь с Гитлером…

      К концу спича его затрясло.

      Выложив горькую правду, отважный Питон рискнул и отчасти преуспел в своем намерении. Опешившие Черчилль и Мао опустили стволы, и военрук изготовился к прыжку.

      – Мои ноги, – в очередной раз пробормотал Рузвельт.

      – Будь по-твоему, Эштон, – отозвалась Екатерина, взмахнула скальпелем и полоснула