Неопознанная. Ками Гарсия

слишком юна, чтобы загреметь сюда за вождение в пьяном виде.

      – И не выглядит достаточно храброй, чтобы постоянно убегать из дома.

      – Ставлю на таблетки. Определенно.

      – Еще предположения?

      Я отключилась от голосов и вернулась к рисунку. Обрывки кошмара вспыхнули в памяти: фигура смотрит на меня во тьме, черты проявляются из тени, страх парализует.

      Это уж слишком.

      Моя рука дрожала, когда я боролась с желанием выдрать из блокнота лист и разорвать его в клочья. Мне до смерти надоело бояться. Хотелось спокойно заснуть, без мучений. А больше всего на свете я мечтала все забыть. Но не могла себе это позволить.

      – Здесь никто не сидит? – Новенькая стояла напротив меня, поднос в ее руках подрагивал. – Ничего, если я здесь сяду?

      Она выглядела даже моложе Приста – лет на четырнадцать, пожалуй.

      Черные Ресницы язвительно засмеялись. Я уже отказывалась от приглашения сесть с ними в те немногие разы, когда ела в столовой. Видимо, они решили, что странности новенькой недостаточно им интересны, а это вполне убедительная причина, чтобы позволить девочке сидеть со мной.

      Я махнула рукой на пустой стул напротив меня:

      – Садись, конечно, пока стервятники не налетели.

      Плечи девочки расслабились.

      – Спасибо. Я Мэгги.

      – Кеннеди.

      Я вернулась к рисованию, надеясь, что новенькая поймет намек.

      – Крутое имя.

      – Вовсе нет. – Я даже не подняла головы.

      Мэгги несколько минут молчала, гоняя по тарелке оранжевые макароны. Я чувствовала, что она рассматривает меня, но не отрывала глаз от листа. Зрительный контакт поощряет к разговору, а именно этого я и хотела избежать любой ценой.

      – А ты почему здесь? Ох, извини… – Мэгги прикусила губу. – Это не мое дело. Мой папа говорит, что я вечно задаю слишком много вопросов.

      Похоже, ее папа – бесчувственный подонок.

      Как и мой.

      – Я сбежала. – По крайней мере, именно это я сказала полиции и тете Диане. И прежде чем новенькая успела спросить почему, я сменила тему: – А как насчет тебя?

      Она ткнула вилкой в макароны.

      – Папа просто оставил меня здесь.

      – Но чем ты настолько его разозлила?

      По щеке Мэгги сползла слеза.

      – Тем, что существую.

      Карандаш замер в воздухе. Гнев в голосе Мэгги смешивался с болью, и это напомнило мне о дне, когда я в последний раз видела собственного отца. В то утро он уехал, а пятилетняя дочь провожала его взглядом, глядя в окно.

      Мэгги отерла лицо рукавом и заглянула в мой блокнот.

      – Ох, круто… и немножко пугает. Ты настоящий талант. Могу поспорить, твои картины однажды будут висеть в галерее.

      Знакомая боль стиснула грудь. Мама твердила то же самое.

      – Что это? – Мэгги всматривалась в рисунок.

      – Так… Приснилось.

      Глаза Мэгги вспыхнули.

      – Самый простой способ избавиться от кошмара – рассказать о нем кому-нибудь.