Неопознанная. Ками Гарсия

застыла, рука инстинктивно взлетела к серебряному медальону на моем ожерелье. Рука Эшу, защитный символ, который дала мне Алара.

      Раздался хлопок – и меня осыпало дождем искр. Я пригнулась и закрыла руками голову, одновременно всматриваясь в ментальные картины комнаты. Что здесь можно использовать как оружие?

      Сначала выясни, чему тебе придется противостоять.

      Я посмотрела на потолок. Черный дым наполнил лампу.

      Перегоревшая лампа. Вовсе не паранормальная атака.

      Я ожидала нападения с той самой ночи, когда освободила Андраса, но ничего не произошло. Пока что.

      Что бы подумал Джаред, если бы узнал, что из-за простой лампы у меня душа ушла в пятки? Я постоянно о нем вспоминала.

      Где он сейчас? В безопасности ли?

      Вдруг с ним что-нибудь случилось?

      Знакомый ком набух в горле.

      С ним все в порядке. Должно быть в порядке. Они все должны быть в порядке.

      Джаред, Лукас, Алара и Прист знали, как позаботиться о себе и друг о друге. Ночь, когда я видела их в последний раз, в тюрьме, снова и снова всплывала в памяти.

      Если думать о них, тоска станет еще острее.

      Я плеснула в лицо холодной водой и нащупала бумажное полотенце, смаргивая воду с глаз и воспоминания.

      За спиной в зеркале мелькнуло размытое отражение, и я резко дернулась.

      – Извини. – Меня смутила собственная реакция.

      Я оглянулась, чтобы посмотреть на вошедшую.

      Но в туалетной никого не было.

      Сражения с мстительными духами вместе с Джаредом, Лукасом, Аларой и Пристом научили меня, что паранормальные сущности могут оказаться где угодно. А уж возможность натолкнуться на гневного духа в столетнем кампусе вроде «Зимнего неба» была воистину велика. Однако ночные кошмары и весь опыт последних месяцев подсказывали, что тут кроется нечто большее.

      То, что я заметила в зеркале, могло вернуться. Необходимо быть настороже, а поедание пирожков «Поп-тарт» с черникой трижды в день едва ли можно назвать диетой чемпионов. Пришло время отказаться от моего личного запрета на посещение столовой.

      Десять минут спустя я уже стояла в очереди у раздаточной стойки, загружая на тарелку неестественно оранжевые макароны и сыр. Я схватила еще и пачку булочек с корицей, чтобы подсластить существование, затем оглядела зал в поисках свободного места. Столовая была рассадником всего того, что я ненавидела в интернате: сплетен, кучкования «избранных», жалости к себе.

      Мне мигнули Черные Ресницы, приглашая сесть рядом. Но я заняла место на противоположном конце стола. Девицы и не подозревали, что я оказываю им услугу. Сидеть рядом со мной опасно, и я могла бы без труда это доказать.

      Я положила блокнот у тарелки с комом макарон и пролистала рисунки. Они напоминали застывшие кадры ночных кошмаров: рука Приста, высунувшаяся из колодца, Алара, пристегнутая к электрическому стулу, призраки десятков отравленных детей, выстроившиеся у железных кроватей. Страница за страницей, и каждый образ