Игра с огнем (сборник). Тесс Герритсен

новую вещь. Да, я очень сосредоточилась.

      – Ну вот вам и вероятное объяснение. Вы погрузились в свое занятие, а она хотела привлечь ваше внимание.

      – Заколов нашего кота? – Я издаю недоуменный смешок. – Довольно радикальный способ привлечь мое внимание.

      Я вижу мою золотоволосую дочку сквозь смотровое окно – она так красиво восседает на собственном вымышленном чаепитии. Мне не хочется задавать следующий вопрос, но я не могу его не задать.

      – Я читала в Интернете статью о детях, которые мучают животных. Это считается очень плохим знаком. Может свидетельствовать о серьезных эмоциональных проблемах у ребенка.

      – Поверьте мне, миссис Ансделл, – доброжелательно улыбается доктор, – Лили не вырастет серийным убийцей. Вот если бы она постоянно мучила животных или в семье в прошлом имели место случаи насилия, тогда я бы выразил бо́льшую озабоченность.

      Я ничего не отвечаю, и он хмурится.

      – Вы хотели чем-то поделиться со мной? – без нажима спрашивает он.

      Набрав в грудь побольше воздуха, я говорю:

      – В семье в прошлом имели место случаи душевного заболевания.

      – По линии вашего мужа или по вашей?

      – По моей.

      – Не помню ничего подобного в медицинской карточке Лили.

      – Я никогда об этом не говорила. Не думала, что подобные вещи могут повторяться в семье.

      – Какие вещи?

      Я отвечаю не сразу, потому что, с одной стороны, не хочу лгать, а с другой – не хочу открывать ему больше, чем необходимо. Не хочу чувствовать себя потом неловко. Я смотрю через окно в соседнюю комнату на мою хорошенькую дочку.

      – Это случилось вскоре после рождения моего брата. Мне тогда было всего два года, и сама я ничего не помню. Подробности я узнала уже потом, от моей тетушки. Она сказала, у моей матери случилось что-то вроде нервного срыва и ее пришлось отправить в больницу, так как врачи считали, что она может быть опасна для окружающих.

      – Судя по времени срыва, мы имеем дело с постнатальной депрессией или психозом.

      – Да, я слышала, матери поставили именно такой диагноз. Ее диагностировали несколько психиатров, и все они пришли к выводу о ее невменяемости и невозможности привлечения к суду за случившееся.

      – А именно?

      – Мой брат… мой новорожденный брат… – Я начинаю говорить тише, шептать. – Она его уронила, и он умер. Врачи сказали, она тогда не отвечала за свои поступки. Слышала голоса.

      – Глубоко вам сочувствую. Вероятно, ваша семья пережила тогда нелегкое время.

      – Не могу даже себе представить, как мучился мой отец, потерявший ребенка. А потом еще и жену – ее изолировали.

      – Вы сказали, ее поместили в больницу. Она потом поправилась?

      – Нет. Она умерла там два года спустя от воспаления аппендикса. Я ее в общем-то и не знала, но теперь я о ней все время думаю. И спрашиваю себя: может быть, Лили… то, что она сделала с нашим котом…

      Теперь он понимает мои опасения. Вздыхает и снимает очки.

      – Уверяю