Сказ о чудесной горе Воттоваара. Ник Карпин

рость в нем и вздор.

      Властному дадим простор.

      Камни – чудные дольмены —

      Нашептали рун напевы.

      Руны сразу оживали.

      Белкой резвою скакали

      По ветвям веков.

      Тут куница появилась

      И за рыжей припустилась.

      Белка превратилась в птицу,

      Обманув зверька-куницу.

      Птица золотом сияла,

      В синеву небес взлетала.

      Ветер-вихрь трепал ей перья,

      В пики, превращались перья,

      В жалоострые ножи.

      В полночь небо задрожало,

      Острые клинки бросало.

      Сыпались на землю пики.

      Слышались народа крики:

      – Где герои Калевалы?

      Где вы, молодцы удалы!?

      Колыхнулся свет лучины —

      То не ветер, то мужчины!

      Карьялы герои доброй,

      Поступью шагая твердой,

      Двое вышли на простор:

      Вяйнямёйнен – старец властный

      Илмарен – кузнец рукастый

      Пики в стороны швыряли.

      В щепки пики превращали!

      Не обижены судьбою,

      Доброй памятью людскою.

      Нет лишь средь героев властных,

      Путешественников страстных,

      Лемминкяйни-молодца.

      Путь не близок, длинен сказ

      Вот о ком пойдет рассказ.

      Лодка издали пришла

      Верный путь она нашла.

      Дали за кормой оставив,

      Нос в причал родной наставив,

      Из удачного похода

      Лемминкяйни удалого

      В дом родимый привела.

      Дом на острове стоит,

      Взгляд пришельца ворожит.

      Ведь на острове подростком

      Пас овец он в травах росных.

      Здесь отца он проводил

      И слезами оросил

      Скорбную его могилу.

      Здесь вбирал отцову силу.

      Лодку сделал, сам сшивал.

      Сам кокору ей сыскал.

      Ветер кудри расправляет,

      Ветхий друг-причал встречает,

      Наземь помогает встать.

      Не встречает только мать.

      Зоркая, не увидала,

      Чуткая, не услыхала,

      Не торопится, родная,

      Сына милого принять.

      – Кто живой, – сын крикнул смело.

      Эхо гулко полетело.

      Так, что чайки всполошились,

      Шумно над водою взвились.

      Что случилось? Не видать!

      Уж не захворала ль мать?

      Дверь избы тут заскрипела,

      На полу сын видит тело:

      Без дыханья мать лежит.

      Рядом с нею смерть сидит.

      Калма – грязная старуха —

      К материнской груди ухо

      Зло ликуя, приставляет

      И руками мать хватает.

      Наставляет страшный клык.

      Не сдержать сыновний крик.

      Сын от смерти отшатнулся.

      К лодке юркой повернулся,

      Воздух стал хватать руками.

      Помертвелыми губами

      Слова вымолвить не может.

      Ищет: кто ему поможет!

      Шепот слышит: «Что за стать?

      Смерти спину подставлять!

      Оглянулся: кто роптал?

      Пусто – это стыд пристал.

      Наш герой собрался с духом,

      Повернулся вновь к старухе:

      – Погоди, не трогай мать!

      Дай мне дело рассказать.

      В Туонелы подземелья

      Заберешь без промедленья

      Мать родимую мою.

      Только песню пропою

      Ей перед дорогой дальней.

      Поклонюсь я ей печально.

      Прояви хоть каплю-жалость

      Ты оставь ей жизни малость.

      Дай ей в пояс поклониться,

      Дай с родимою проститься!

      Вмиг оставив мать-старуху,

      К рыбаку свиное ухо

      Смерть готовно навострила,

      Мелким шагом припустилась,

      У печи остановилась,

      Ядовито навострилась,

      Прищурилась, унялся блеск,

      И раздался голос-треск:

      – Что ж, рыбак, пропой ей песню.

      Только не проймешь ты лестью!

      Дай в глаза твои взгляну.

      Ты не вздумай