Боюсь тебя любить. Мария Высоцкая

      Это так мило – застать своего парня в объятиях вертихвостки, тире лучшей подружки его сестры, прямо в новогоднюю ночь.

      Я там желание под бой курантов загадываю, а они в ванной плодятся и размножаются. Класс!

      Оказавшись на морозном воздухе, почти сразу поскальзываюсь и падаю в первый же сугроб. Тело горит от попавшего под одежду снега.

      Пальцы утопают в белой и такой ледяной субстанции.

      Всхлипываю больше от досады, чем от закравшегося под кожу холода. Ветер подхватывает и раздувает мою карешку с легкой волной. Новый год испорчен. А ведь как его встретишь, так и проведешь…

      Первое января.

      Ровно двадцать минут после боя курантов. С новым счастьем тебя, Натали!

      Хотя, возможно, мусор за собой предыдущий год все же вынес.

      Мороз дикий. Градусов двадцать пять, не меньше. Кажется, этой ночью я точно околею в каком-нибудь богом забытом месте.

      Москва не спит. В небе разрываются салюты. Люди радуются и смеются.

      Плотнее заворачиваюсь в свою куртку на легком пуху и бреду куда глаза глядят.

      Зуб на зуб не попадает. На улице такой дубак, до костей пробирает. Губы онемели, как и пальцы на руках. Даже то, что прячу их в карманы, не помогает.

      Капюшон то и дело сдувает потоками порывистого ветра. Я трясусь как осиновый лист и совершенно не знаю, что делать дальше…

      Куда идти?

      К Агате ехать не вариант, ее инфаркт долбанет, если она меня в таком виде увидит. Тетушка, конечно, у меня еще та оторва, но волновать ее в новогоднюю ночь в мои планы не входило.

      К отцу тоже податься не могу. Мы с ним не разговариваем. Я с таким скандалом ушла из дома… И что теперь? Вернуться поджав хвост? Нет уж. Лучше я превращусь в глыбу льда здесь и сейчас, чем буду проситься обратно.

      Я уже совершеннолетняя и вправе сама решать, как мне жить.

      Прижимаю к груди футляр со скрипкой, только сейчас начиная замечать, что оказалась в парке. Неподалеку слышится заливистый смех.

      Правое миндалевидное тело, что отвечает за страх в моей голове, активизируется.

      Делаю еще два шага и замираю. Прислушиваюсь. Нужно развернуться и бежать отсюда куда подальше.

      Поздно.

      – Смотри! – громкий крик, и три пары уставившихся на меня глаз не предвещают ничего хорошего.

      Парень, что стоит ближе всех, делает шаг в мою сторону, медленно потирая ладони. Его сверкающие в этой полутьме глаза пугают.

      Выдыхаю. Главное – не паниковать. Сильнее обнимаю скрипку и, не медля и секунды, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов.

      – Стой! Куда пошла? Давай познакомимся.

      Он тянет меня за рукав куртки под мерзкие смешки своих дружков.

      – Отстаньте. Слышишь? Не трогай меня!

      – Да ладно тебе. Мы же просто хотим познакомиться. Пиво будешь?

      – Нет. Руки свои убрал!

      Делаю шаг назад, запинаюсь и выпускаю скрипку из рук.

      Инструмент, словно шайба, катится по заледенелой дорожке, пока кто-то из троицы не прижимает его своим ботинком к промерзшей земле.

      – Не трогайте! – снова вопль в пустоту. Кажется, словно и не своим голосом.

      Подаюсь вперед, чтобы вернуть скрипку, но они не позволяют, пинают футляр друг другу.

      В детстве мы точно так же играли в собачку. Бросали мячик от одного к другому, пока стоящий в центре круга человек не поймает его.

      Пытаюсь вырваться, но сил не хватает.

      Теперь этот гад держит меня за шиворот пуховика. Я в ловушке.

      Мозг хаотично подкидывает варианты решения проблемы, и я выбираю самый провальный…

      Заледенелыми пальцами расстегиваю змейку куртки и вырываюсь на свободу.

      Голые плечи в ту же секунду обдает колючим морозом. Сколько минут я проживу на таком холоде?

      Мысленно запускаю отсчет до неизбежного.

      Обнимаю себя руками, молниеносно оборачиваясь на громкий и такой заливистый свист.

      Звук становится ближе.

      Парни, что еще минуту назад хорохорились, слегка напрягаются.

      – Свалили отсюда.

      Вздрагиваю. Этот голос.

      Боже, я слышала его сотню раз.

      В горле образуется сухой ком. Становится еще неуютнее, чем было до этого. Необъяснимое чувство тревоги или стыда… не знаю. Меня словно огрели пыльным мешком по голове.

      Стою, хлопаю глазами и ничего не понимаю. Пошевелиться не могу.

      Токман, появившийся позади, бегло касается взглядом нашего квартета и лениво вынимает руки из карманов брюк.

      – Куртку надень, Азарина.

      Парень, что все это время держал в руках мой пуховик, осторожно протягивает его мне. Словно выполняет не озвученный Иваном приказ.

      Делаю пару нерешительных шагов и забираю свою одежду.

      Все