Рука нашего парня. Анастасия Сагран

по своим, так боится за них, что это уже невыносимо.

      Боится за них?! Лиля сначала онемела, услышав это. Тоня в дьявольском месте и подвергается дикой пытке, но боится за своих младших братьев или сестёр и бабушку!

      – Я не могу, – шёпотом, шмыгая, протянула Тоня, усевшись в объятия Полины и Марьяны. – Я так больше не могу. Папа начнёт придумывать про меня всякие грязные истории и поучать мелких, чтобы они не стали такими же как я и не вздумали сбегать. Или скажет, что я бросила их, потому что не любила…

      – А мама у вас есть? – вдруг очень серьёзно и как-то трезво спросила София.

      – Есть.

      Марго выругалась. И так понятно, что если мать есть, но ничего не делает, чтобы выгнать такого мужа, то дело плохо. Скорее всего достаётся и матери. А то и больше остальных, но систематически. Но этому уроду мало бить жену…

      Лиля так и не уснула той ночью. Это была вторая ночь без сна.

      Спать хотелось, хотелось очень сильно, но сон почему-то не приходил. Не наступало расслабления, сопутствующего засыпанию… оно и сон приходили только до того дня, как заплакала София.

      Странно, они провели там всего четыре или пять дней, а может быть и шесть, и семь, и их даже пару раз покормили, бросив три круглых хлеба на всех, но Лиля почему-то не могла точно посчитать дни. Она помнила только плач: первый день, когда плакала София, во второй – Тоня. Всё.

      В третий день, когда её тело наконец-то начало расслабляться у стены и горько пахнущих старых вещей, их всех вдруг всполошила открывающаяся дверь. Но ни воды, ни таблеток, ни хлеба.

      – Блондинку сюда. Новую, – потребовал чей-то незнакомый мужской голос.

      Из блондинок осталась только Лиля.