Рикошет. Юлия Лавряшина

когда он целиком оказался во власти грубой силы. А женщине еще и неприятно вспоминать о том, какой некрасивой и неуклюжей она показала себя пусть даже незнакомым людям. Но ведь все они сейчас были здесь и делились с полицией как раз такими неприятными подробностями: кто где упал, кому не удалось удержаться от слез, кого паническая атака заставила задыхаться…

      Логов понимал все это и все же вынужден был спросить:

      – В какую сторону вы лежали головой?

      Татьяна Андреевна очертила рукой неровный овал:

      – Вот так…

      – То есть почти напротив Шмидта, – в беседе со свидетелями Артур старался говорить о жертве как о живом человеке, тогда людям легче было поддерживать разговор.

      Ее одутловатое лицо виновато напряглось:

      – Я его даже не заметила.

      «У нее была удобная позиция, чтобы совершить выстрел, – прикинул он. – И собачка могла стать отличным прикрытием. Может… Как ее? Вишенка… потому и залаяла, что испугалась выстрела?»

      Едва удержавшись от того, чтобы не мотнуть головой, Артур возразил себе: «Нет. Не в той последовательности все происходило. Все заложники в голос твердят, что сначала взвизгнула собачка, потом раздался выстрел».

      – Почему она взвизгнула?

      – Что?

      Бочкарева смотрела на него с растерянностью, казавшейся вполне искренней, но Логов и не таких актрис встречал. Его палец устремился к собаке:

      – Вишенка. С чего вдруг она завизжала? Вы придавили ее? Или ущипнули? Что вы с ней сделали?

      – Да ничего я с ней не делала! Я понятия не имею, почему она…

      – В какой руке в этот момент у вас была собачка?

      – В какой… В левой. Кажется…

      – А вы – правша?

      На это она кивнула уверенно:

      – Конечно.

      – Почему – конечно?

      Ее щеки опять пошли пятнами:

      – Даже не знаю, почему я так сказала… Не то чтобы я считаю левшей какими-то… неправильными. Нет! А вы – левша?

      – Нет, мне не подковать блоху, – отозвался Артур весело. – Итак, мы с вами правши. Но собачку вы держали в левой руке. Почему?

      – Почему? – повторила она.

      «Тянет время? – попытался понять Логов. И опять заспорил с собой. – Вряд ли. Будь эта женщина убийцей, у нее имелась бы четкая версия произошедшего. Если только… Да, вполне возможно, что она как раз и придерживается придуманного образа выбитой из колеи простушки. Тогда она и должна мямлить и заикаться».

      Внезапно лицо ее прояснилось, точно она вспомнила, как все было:

      – В правой же руке у меня была сумка! С деньгами. Я всегда ношу ее правой рукой, она сильнее – больше шансов удержать, если кто-то попытается вырвать.

      – Без сомнения! Если, конечно, вы правша.

      – Я – правша.

      Сашка, о которой Логов чуть не забыл, подала голос из-за его плеча:

      – А зачем вам вообще наличные? С картой же удобнее.

      Короткие ресницы забились, с левого глаза опал крошечный комочек туши.

      – Я знаю, что старомодна. – Она вздохнула и потупилась, что почему-то отозвалось в душе Логова раздражением. Что за неуместное кокетство?

      Он