Князь советский. Эльвира Барякина

боялась встреч с Аловым – ей казалось что он, с его умом и проницательностью, непременно догадается о ее любви.

      Тот в подробностях выспрашивал, чем занимается Клим и что думает о политике советского руководства.

      – Он называет нашу революцию экспериментом, – потупившись докладывала Галя. – Но ему интересно работать здесь, и он хорошо относится к советским людям. Он ведь родился в Москве, но еще мальчишкой уехал за границу…

      На самом деле Галя многое не договаривала. Иногда Клим так отзывался о СССР, что ей хотелось заткнуть уши:

      – Большевики набивают население ненавистью, как чучело ватой. Здесь все с кем-то сражаются: на словах – с империалистическим капиталом, а на деле – друг с другом, потому что до капиталистов все равно не достать.

      Если бы Алов узнал о таких разговорах, он бы тут же занес Клима в разряд недружественных журналистов и потребовал, чтобы Отдел печати выслал его из страны.

      – Где его жена? – спрашивал Алов, делая пометки в своих бумагах.

      Это Галя и сама хотела бы знать.

      – Он никогда о ней не упоминал. Я попыталась расспросить Китти, но она сказала, что папа запретил об этом говорить. Я не стала настаивать.

      – Ну и правильно, – кивал Алов. – А то у Рогова могут возникнуть ненужные подозрения. Ну что ж, молодец! В этом месяце мы тебя премируем – зайди в профком и получи бесплатный билет на лекцию «Проблемы омоложения и бессмертия».

      Ночами Галя долго лежала без сна и ужасалась тому, что она делает:

      «Я продаю свою любовь даже не за тридцать серебряников, а за ненужные мне билеты».

      На следующий день она снова шла на Чистые Пруды, здоровалась с Климом и печатала под его диктовку статьи. Он ходил по комнате и размышлял вслух, а Галя смотрела на него и у нее внутри все сжималось в одну сияющую точку.

      «Хороший мой… Дай Бог тебе счастья! Мне больше ничего не надо…»

5.

      Африкан приволок с улицы душистые сосновые поленья и принялся растапливать камин.

      – На суде пользование одним примусом приравнивается к совместному ведению хозяйства, – пробурчал он, искоса поглядывая на Клима. – Сначала дамочка тебе керосин в бидоне носит, потом яичницу жарит… и все – пропал человек!

      Африкан стрельнул глазами на дверь – не идет ли Галя? Голос его понизился до интимного шёпота:

      – Слышь, барин, не подпускай Гальку к примусу, а то она окрутит тебя!

      Клим рассмеялся:

      – А Капитолину подпускать можно?

      – Эх, барин… Ничего-то ты не понимаешь! – горестно вздохнул Африкан и, потоптавшись, ушел в дворницкую.

      На самом деле Клим уже не мог обходиться без Гали. Она стала для него секретарем, экономкой, курьером, а самое главное – няней для Китти. Капитолина начала называть ее «замбарыней».

      Клим с большим облегчением передал Гале деньги на хозяйство, и вскоре его квартира совершенно