В воскресенье деревья не растут. Камиль Нурахметов

свой вербальный астероид с кружевами по бесконечному замкнутому кругу:

      – … это я обвиняю свою вторую половину внутри себя и совсем не собираюсь заполнять своё эго чужой спермой, потому что мне не нужны льготы на твою любовь, контрабандист ты хренов…! Именно ты пять лет назад растревожил мой внутренний девичий мир, камышовая ты сволочь! Ты- одноразовый человек в моей помутневшей жизни, моё книжное забвение, заблудившийся эритроцит моей крови, простой паразит в потоках моей лимфы… Ненавижу!

      – Я балдею от твоего слога, Марфуша! – с издевкой произнес Беркович и быстро снял куртку.

      – Заткнись, ненавистный мне кусок мужского, волосатого, вонючего мяса! – выкрикнула Ольга фразу из какого-то вычурного спектакля, где все ругаются целых три с половиной часа, а затем умирают по очереди за десять минут до встречи Нового Года.

      На её лице появились первые театральные слёзы, искусственное дрожание рук и уныло-грустное выражение красивого лица… Это было театральное начало…, увертюра…, скетч, разгон её гоночной машины на шампанском водороде. Опьяневшая сука Ольга готовилась к большому всплеску или выплеску своих тригонометрических эмоций, что не имело большого значения для мозгов Берковича, который хотел перестать ощущать ручку чемодана в коридоре, и очень желал сожрать обыкновенную сосиску с горчицей на мытой кухне с видом на чужие окна десятых этажей… Где в каждой квартире разыгрывалась своя маленькая пьеса, совсем не нужная общему фону искусственного городского благополучия…

      –… Кал-сари-кя-ннит! – произнесла она медленно и по слогам.

      – На иврит не похоже…

      – Ты знаешь, что это значит по-скандинавски, малярное ты ничтожество? Это значит- выпивать дома в одиночестве и нижнем белье без цели куда-то выходить. Почему ты постоянно куда-то ездишь, поганая сволочь? Почему я сижу дома одна, возвращаясь из полудурочного театра, где работают одни только синие уроды, нежные лесбиянки и нет ни одного полноценного мужского охотника на лань? Почему, почему, почему…? Почему я окончательно кончаю только с тобой, подлый Эдик, бывший танкист? Неужели ты, волосатый тростниково-камышовый кабан, не знаешь и не догадываешься, что все мои мысли в постели с тобой – это мимикрия для будущего симбиоза и законного размножения двух наших «личинок», тупой ты дурабас…?

      Ольга между ругательными словами часто облизывала губы, как наркоманка, сверкала глазами, как эмоциональные герои Достоевского и часто трогала свою правую грудь, которая была немного больше, чем левая. Она была пьяна и само заводилась, как автоматическая игрушка от безделья и вычурных мыслей, рожденных в процессе совсем недолгого одиночества.

      – Ты знаешь, почему твой дедушка предпочитал старые секретеры, кресла и всю остальную мебель из красного дерева?

      Переход на другую тему был резкий и неожиданный. Эдик железно молчал, но насторожился и думал только о сохранности «контрабасного» груза в чемодане.

      – Потому