Раюшка. Юрий Жук

встретили на пороге, стоя со стаканами и стаканчиками, чашками и пиалками, на донышке которых искрилось любимое ее вино – домашнее сухое – «Изабелла».

      Праздник встречи быстро прошел, и они остались, наконец, вдвоем, а вернее, втроем с сыном, которого Южин еще не знал, к которому не привык и потому немного побаивался.

      Антон Алексеевич оказался на редкость беспокойным мужчиной, таким он остался и до сих пор, но тогда… Он, видно, до конца решил проверить своих родителей на выживаемость и каждый день устраивал все новые и новые испытания. Потом он и вовсе придумал, что день для него – это скучно. И стал спать днем, если короткие промежутки сна между длинным по времени бодрствованием можно было назвать «спать днем». Ночью же он и вовсе не закрывал глаз, требовал внимания и, когда ему в нем отказывали, оглашал комнату криками, грозя разбудить соседей по квартире.

      – Ничего, все, как у людей, – говорил Рае Южин, целуя ее уставшие, измученные вечным недосыпанием глаза. – То ли еще будет! – собирал в кучу пеленки и шагал в ванную. Пеленок было много, меняли их часто. Антон Алексеевич привык все делать под себя.

      Но, черт побери, сколько радости доставляли им редкие и короткие минуты передышки, когда они, наконец, могли остаться вдвоем, когда их сынишка затихал в своей кроватке! Они лежали, тесно, прижавшись друг к другу, и никого счастливее их в тот момент не было на всем белом свете.

      –4-

      Часы в прихожей пробили шесть раз. Южин открыл глаза и с удивлением понял, что задремал. Он поскорее снова прикрыл веки. Может, еще что приснится? Но сна, как не бывало.

      – А все-таки славное было время! – подумал он. – Трудное, хлопотливое, порой безденежное, когда после уплаты няньке, за свет и квартиру, с удивлением обнаруживали, что на хозяйство от зарплаты почти ничего не осталось. И все же, веселое, счастливое, незабываемое время!

      Южин поднялся с постели и заглянул к сыну в комнату. Антошка разметался во сне, одеяло сползло на пол, а пробившийся между занавесок луч выглянувшего из-за туч солнца, щекотал лицо сына. Мальчик недовольно морщился и пытался рукой отогнать мешавший спать луч. Южин невольно улыбнулся. На цыпочках подошел к окну, поправил штору. Антошка повернулся на бок и затих. Прикрыв сына одеялом, Южин задержался у кровати.

      – Бежит времечко, – подумал он. – Давно ли я его из роддома принес? А вот же, тринадцать лет пролетело, и не заметил. Экий мужичок получился.

      – Да, братец, – Южин потрогал мочку уха, – ты все думаешь, мужаешь? Давно уже стареешь. Сорок лет на пороге. Это вам не «баран начихал». Как не крути, а большая часть жизни позади, даже если поднатужишься и до восьмидесяти доберешься. Там, в конце, какая жизнь? Сплошное доживание. Хотя, деды мои, – Южин прищурился – до девяноста дотягивали и до последнего дня в светлом разуме пребывали.