Сокровища России. Сергей Голованов

мрачно сказал Нортон. Его ореховые глаза занавесились пшеничного цвета бровями. – Эдуард, я вам верю. Поймите меня правильно, дело тут не только в вас. Я отдал «Георгия» на экспертизу. Обошлось дороже, чем я вам заплатил за нее, однако… почему-то вызывала подозрение.

      – У меня тоже, – сознался Эдик.

      – Вот видите. Икона оказалась очень и очень качественным новоделом. Доска, естественно, старая, но левкач… К вам претензий у меня нет, но советую разобраться с этой коллекцией.

      Эдик уныло кивнул, думая, что старикан мог и пропустить «мяч в свои ворота», неудивительно. Такое случается со всеми.

      – Мало того, – Нортон сказал тихо, – ваша вторая…, «Троица»…

      – Так и знал. Тоже подделка?

      – Как сказать. Лики родные, но весь фон и одежда – недавняя работа. Это не то, что я хотел, и не то, что вы продавали. Я не за это платил деньги…Вы же понимаете.

      – Вот гадство, – сказал Эдик. Он понимал. Пусть «новоделы» и «деланные» и в спросе, и стоят порой чуть меньше, а то и больше настоящих, однако ни Нортона, ни самого Эдика такие вещи не интересуют.

      Встреча проходила в номере гостиницы, где жил Нортон, и Эдик от огорчения выпил банку пива, стоящую на столике. Стало еще горьче. Вера в «Параскеву-Пятницу» усохла. Он взял ее в руки, уже без веры. Теперь он видел, что и она – подделка.

      – Пятьсот долларов я дам. – Сказал Нортон. – Если эта настоящая, доплачу потом.

      – Давайте тысячу, и не надо никакой доплаты.

      – Хорошо. Пусть будет тысяча, – безразлично сказал Нортон. – Надеюсь, в следующий раз… – Он замолк. Обоим и без слов было все ясно.

      – Я разберусь, – сказал Эдик, запихивая в карман несчастную тысячу.

      Он позвонил молодоженам и вечером сел на знакомую скамейку в скверике. Первым пришел Иван. Узнав новость, он не очень огорчился – и эти тысячи в его глазах выглядели деньгами. В вопросе – кто является источником подделок, он согласился с Эдиком без особых раздумий. Дед? Он профи, спец. Эдик? Иван? – это не обсуждается, знают друг дружку. Танька? Несерьезно. Остается Российский Музей…, точнее, та хитрая гнида, которая там завелась и которая их облапошивает. Иконы отбирались из побывших на реставрации в этом музее – их дед хватиться по какой-то надобности не должен. Но Иван Ради прикола предложил завиноватить Таньку.

      Она тут же прибежала – дед припахал ее на домашней работе, задержалась, но успела притащить картонный литр вина, в этот раз французского «Авиньон», и три апельсинчика. Эдик ошандарашил ее новостью – ошандарашилась так, что и вино упало, и апельсинчики раскатились. Вместо денег – предъява.

      – Вы что? Думаете, что я? – Танька немножко испугалась. Зеленые глазищи часто заморгали и увлажнились. Пальчики вцепились в скамейку.

      – Пока… мы ничего не думаем, – сердито сказал Иван. – Тебя просто спрашивают – никому больше про иконы не рассказывала?

      – Вы с ума сошли? – Танька ничего не понимала, глядя то на одного, то на