Мираж. Жажда. Таня Лаева

отец сказал, что убьет тебя, и истребит отребье… что вы позорное клеймо на его власти и землях, что Алим сможет возродить города, что пора современному миру войти в Столицу… Алим – он… – девушка запиналась, снова пытаясь расплакаться и закрыться от меня.

      – Алим… он кто? – я поднял ее грустное личико за острый подбородочек, оставляя легкий поцелуй на кончике ее носа.

      – Он сын руководителя моего отца, будущий управленец Мегаполиса… это страшная, черная сила, которую не одолеть, и мы лишь оттягиваем неизбежное.

      За окном начинался рассвет, и первые солнечные лучи озарили комнату гостиничного номера. Я встал и взял Алоли за руку, поднимая и уводя ее за собой к большому зеркалу, в котором отражался огненный восход. Я встал позади нее и убрал за хрупкие плечи ее черные волосы, скрывающие покрытую мелкими мурашками девичью грудь.

      – Ты так красива и чиста… – шептал я, медленно разворачивая ее к себе, – так молода…

      Я поднял ее под маленькие круглые ягодицы, а ее стройные гладкие ножки обхватили мой пояс. Ее сладковато-дымный запах кружил мою голову, а я терял рассудок и самообладание. Через какое-то мгновение я уже опускал и поднимал ее податливое нежное тело вдоль своей каменной длины, и мне казалось, что натянутая кожа вот-вот лопнет от натяжения и разорвет уздечку. Я с силой впечатал ее в холодную поверхность, в которой видел свой черный голодный взгляд, и начал двигаться слишком резко, глубоко и быстро.

      Алоли кричала и драла мои плечи короткими, но очень острыми ногтями, заставляя меня до синяков сжимать ее бархатную чувствительную кожу и впиваться зубами в ее скулы и нижнюю челюсть.

      – Гор, мне больно, Гор! – но я не слышал ее мольбы, я отнес ее на кровать и грубо бросил в подушки.

      Я не видел ее испуганного взгляда, не обращал внимания на ее слезы, не ощущал удары по спине. Бешеный ритм, ни капли пощады, зажатые запястья в моих огромных ладонях…

      Я теряю рассудок… я теряю себя…

      Погружаюсь резче, глубже, быстрее, пока Алоли не сжимает меня в тиски сокращающимися стенками и не начинает смеяться, впадая в настоящую истерику. Не могу восстановить дыхание, дрожу всем телом, покрываюсь ледяной испариной, шепчу ей в шею охрипшими от звериного рычания связками, повторяю одно и то же.

      – Люблю… люблю…

      Моя малышка гладит меня по мокрым волосам, тихонько всхлипывая, а я поднимаюсь на локтях и целую ее в соленые с привкусом крови губы, размеренно и спокойно. Она поднимает руку, кладет рядом с подушкой, и я вижу, как ее кисть обрамляет алый след, словно от веревки. Подскакиваю и осматриваю ее истерзанное маленькое тельце, на которое она натягивает шелковое покрывало и стыдливо прячет свои глаза.

      ****************************************************

      Мы постепенно шли на снижение, а я не мог выбросить из головы сегодняшнее утро, в котором я не справился со своими демонами и сделал больно своей любимой. Алоли беспокойно спала в кожаном кресле частного самолета и периодически вздрагивала.

      На ней были надеты обтягивающие белые брюки и такого же цвета футболка, которые так выгодно подчеркивали ее смуглую