Золотая рыба. Татьяна Чекасина

налетает Рита.

      Отужинав, идут из «тошниловки»[2](опять выдала Настя). Грубоватый юмор – определяет Сандра, но ругает Риту, Маргариту Трофимовну:

      – Надоели её откровения: «Бац – по морде, – фингал; бац – по морде, – отёк».

      – Рита давно мужем не бита!

      – А Галя: «Господи, спаси!»

      – Валя – чёртова краля.

      И они хохочут! Они идут в темноте, хохоча и смеясь. Они не верят в бога, у них нет мужей. И не надо! Детей нет, и, наверняка, не будет никогда! И это так хорошо!

      Кое-как удирают. Туда, где гремит музыка.

      – Давай – на пригорок, оттуда видно, – предлагает Настя.

      Не на танцплощадку?

      Динамики гремят знакомым итальянским мотивом. Италия, будто рядом: там и тут – океан.

      Сандра ликует: у неё доброе, открытое общение! Она дружит по одной схеме: лучше тебя нет никого, и другие люди – против нас двоих. И я буду охранять тебя, беречь, дорогая моя Настя! Но знает об этой девушке немного. Телефонистка, родилась в городе Клин. У неё маленький братик и маленькая сестрёнка. Ей целых двадцать два года! Что ещё узнала в долгой дороге? Больше никакой информации? Но она такая добрая, а, главное, внимательна к словам эрудированной визави.

      А Рита в дороге, когда Настя вышла из купе: «Вы давно такие дружные?» «Нет, мы в этой конторе…» «А-а», – тянет Рита, Маргарита Трофимовна, которой они по велению начальницы конторы отдают временно в обмен на проездные билеты свои паспорта. Но это – не одно удивление удивительного вояжа.

      Настя отказалась выйти в танцевальный круг. Они, будто две девочки, глядят с галёрки на балет.

      – Уродки!

      У Сандры пара книг. Учебник и стихи (Апухтин, Соловьёв, брат теософа)… В памяти и другие авторы, не только поэты. Прочла немало за долгие и трудные, – думает она, – восемнадцать лет.

      Комментарий:

      – Это не люди! Ишь, топают! Пыль клубится. Дарвинизм…

      Они, молодые и здоровые, глядят на этих уродов в пыли, хохоча и смеясь. Они-то – не уродки. Настя, правда, считает себя неуклюжей. Она не любит своё имя (не Алла!), но от этой неправильной оценки её избавит новая подруга.

      Итальянская музыка гремит курортным вечером:

      «Мам-ма-ма, мам-ма Мария!»

      – Воздух, – роняет Настя. – Ну, как в Одессе…

      – Да это же юг! – кивает Сандра.

      Она любит Крым, Евпаторию. Она и её родня летом отдыхают в Крыму. В Одессе не была.

      – А ты отдыхаешь там? – и будто натыкается на преграду.

      – Я жила там. Рядом с портом. Моя мать проститутка.

      – Твоя мама?!

      Вот это кошмар! Сильнее того, что у Риты (муж алкоголик, её бьёт). А в дороге Настя этого не говорила. Да и вообще не говорила ничего.

      – А теперь мы на сто первом километре, и она в прачечной работает. Нас выселили из Одессы.

      – И давно?

      – Этой зимой. Вернулись в Клин. Клин клином… Но и оттуда… В деревню.

      – И брата и сестру – в деревню?

      – Да.

      Надо же, на сто первый километр! Туда из Москвы выселяют не нормальных людей…

      «Её надо выселить на сто первый километр!

2

Тошниловка – столовая (арго преступников).