Последнее искушение. Никос Казандзакис

гневу Божьему, ни беззаконию человеческому. Не так ли, сыне Зеведеев?

      – Как нет предела и взбалмошности Петра, – ответил его товарищ, рыбак с взъерошенной бородой и свирепым взглядом, и, засмеявшись, продолжал: – Прости, Петр, но ты уже дожил до седых волос, а ума так и не набрался. Ты, как солома, легко загораешься и тут же угасаешь. Или, может быть, это не ты взбудоражил нас? Не ты ли кричал, бегая как шальной от парусника к паруснику: «Скорее, братья, только раз в жизни можно увидеть чудо! Идемте же в Назарет взглянуть на него!» А сейчас получил копьем по спине, так сразу же сбавил пыл и запел по-другому: «Пошли-ка, братцы, поскорее отсюда!» Не зря прозвали тебя Ветрогоном!

      Несколько рыбаков, слышавших разговор, засмеялись, а пастух, от которого несло козлом, поднял свой пастушеский посох и сказал:

      – Не брани его, Иаков. Даже если он и Ветрогон, то все равно лучше всех нас, потому что сердце у него золотое.

      – Ты прав, Филипп, сердце у него золотое, – согласились все, стараясь ласковым словом успокоить Петра.

      Но тот только сердито сопел: он никак не мог смириться с тем, что его называют Ветрогоном. Возможно, он и был таким. Возможно, любой слабый ветерок мог увлечь его, но это происходило не от страха, а по доброте душевной.

      Иаков понял, что расстроил Петра, и это огорчило его: он пожалел, что говорил со старшим товарищем слишком резко, и, желая переменить разговор, спросил:

      – Послушай-ка, Петр, как поживает твой брат Андрей? Он все еще в Иорданской пустыне?

      – Да, все еще там, – ответил со вздохом Петр. – Он уже принял крещение и теперь питается акридами и диким медом, как и его учитель. И да окажусь я лжецом перед Богом, если мы вскоре не увидим, что и он ходит по селам, возглашая: «Покайтесь! Покайтесь! Пришло Царство Небесное!» Да где оно, Царство Небесное? Куда только стыд подевался?

      Иаков качнул головой и нахмурил густые брови.

      – Та же напасть приключилась и с моим трудоусердным братцем Иоанном. Тоже подался в обитель, что стоит в Геннисаретской пустыне, – хочет стать монахом, не создан, видите ли, быть рыбаком. А меня бросил одного с двумя стариками да пятью лодками, хоть головой о стену бейся!

      – И чего ему не хватало, благословенному? Имел все блага Божьи. И что только нашло на него в самом расцвете юности? – спросил пастух Филипп со скрытым злорадством от того, что и на богатых находится червь, который гложет их.

      – Он внезапно впал в уныние, – ответил Иаков, – и все ночи напролет ворочался на ложе, словно юнец, которому захотелось жениться.

      – Ну, так и женился бы! Невест, что ли, мало?

      – Ему, видите ли, не жена была нужна.

      – А что же?

      – Царство Небесное, как и Андрею.

      Рыбаки громко засмеялись.

      – Совет да любовь! – сказал старый рыбак, злорадно потирая мозолистые ладони.

      Петр открыл уж было рот, но заговорить ему не пришлось.

      – Распинатель! Распинатель! Вот он! – раздались хриплые голоса, и все,