Казино «Бон Шанс». Василий Веденеев

им я нужен как воздух, потому что даю им хлеб, и не только хлеб! Что мне оставалось делать, кроме как соглашаться? Скажи, что?! Или ты никогда не знал, как человека умеют брать за горло? А я еще хочу, жажду бытия, хочу выжить и не просто выжить, а получить приличные деньги, значительно более приличные, чем ты заработал за три года каторги в своей вонючей Африке! Я хочу лежать в объятиях своих и чужих лживых баб, хочу слышать за спиной почтительный шепоток: вон пошел Юри, да, тот самый Юри! Удачливый и богатый Ояр Юри! Пусть не могущественный, пусть не знаменитый, но удачливый, богатый и живой! Мне еще не безразлично, как смотрят на меня восемнадцатилетние потаскушки, если хочешь ты это знать! Да, отдавая дань новой моде, я ходил в церковь, но я не верю в Бога, не верю в загробную жизнь. После смерти не будет ничего! Понимаешь, ничего, а я не попугай, чтобы просидеть в клетке триста лет и все-таки хоть чего-то дождаться!

      Он внезапно замолчал, потом с тихой грустью, так не вязавшейся с его распаленной, задиристой тирадой, признался:

      – Сегодня я видел во сне «журавлиные сапоги». Ты видел Ирину, а я видел себя босым. Наверное, не к добру?

      – Брось ты это, – тихо попросил Меркулов.

      – Правильно, к дьяволу! – тряхнул головой Ояр. – Выпьем и споем. Помнишь мою любимую: «Обнимай свою девчонку и пускайся в пляс! Если нет своей девчонки, обнимай матрас!»

      Он залпом махнул рюмку водки и вдруг, поперхнувшись, наклонился над столом. Его вывернуло в тарелку выпитой водкой и остатками закуски. С трудом упершись ладонями в край столешницы, он откинулся на спинку стула и начал жадно хватать ртом воздух. Лицо Ояра сделалось белым как полотно, на лбу мелкими бисеринками выступила испарина, губы приобрели какой-то странный, синюшный оттенок.

      – Что с тобой? – испуганно вскочил Петр. – Дать воды?

      – Сердце, – едва смог вымолвить Юри. – Больно очень.

      Меркулов подхватил его на руки и быстро отнес в комнату, уложил на диван, стянул с ног башмаки и расстегнул на груди рубаху. Ояр оказался легким, как подросток. Он не сопротивлялся, лишь тихо постанывал сквозь зубы и пытался что-то шептать, но что именно, разобрать не удавалось. Метнувшись в ванную, Петр отыскал пузырек с валокордином, накапал тридцать капель, развел водой и влил в рот приятеля. Потом принес таблетку валидола и сунул ему под язык. Однако, судя по всему, лучше Юри не становилось – дыхание оставалось прерывистым, глаза замутились уже не от алкоголя, а от боли, кисти рук похолодели. Что делать?

      – Как ты? – опустившись перед диваном на колени, встревоженно спросил Меркулов. Ничего себе происшествие на холостяцкой пирушке двух старинных приятелей, бывших когда-то соперниками в любви!

      – Худо, – едва ворочая языком, признался Ояр. – Боль…

      Петр взял его запястье: пульс прощупывался слабо. Неровный, с редкими толчками, он напоминал ниточку – тоненькую, связующую нить между жизнью и смертью, которую каждая из них тянет в свою сторону с попеременным успехом. Надо вызывать скорую. Тем более Ояр, похоже, начал терять сознание.

      – Алло,