Каждый пред Богом наг. Татьяна Викторовна ФРО

соотечественников ей хотелось смачно плюнуть. Они приехали сюда учиться, они хотят получить полное высшее образование и ни на что другое они уже не отвлекаются, они уже не хотят торговать на рынках, как их отцы-матери и деды-бабки, они хотят стать учёными людьми и работать потом на квалифицированных работах в своих родных регионах. Так почему же она пришла в ужас от того, что её дочь полюбила мусульманина да так, что готова уйти в ислам! И она никак не могла объяснить этого себе самой, знала лишь, что это – УЖАС, что она не может принять такого для своей дочери.

      Входы для работников о все кормушки, включая и BigРара, были сделаны с тыльной стороны, совсем невидной для посетителей за столиками – из полутёмного, длинного, безоконного и вонючего коридора, и однажды, выволакивая мешки с отходами на тележку в этом коридоре, Наташа обомлела от увиденной в полутьме картины: один из курьеров (а все пищекурьеры были как на подбор молодыми азиатами) стоял коленями на своей расстеленной курьерской куртке лицом к стене и молился и кланялся Аллаху. Наташу страшно поразило, что ему было просто наплевать на всех проходящих за его спиной, провозящих гремящие тележки с воняющими мусорными мешками, ему вообще в это время было плевать на всё и на всех: ОН МОЛИЛСЯ АЛЛАХУ, и в это время для него ничто не имело значения, ничто не существовало. И тогда реальный дух Льва Николаича нарисовался прямо в воздухе перед Наташей, она вспомнила, как бурно они с Лёлей обсуждали когда-то его потрясающие «В чём моя вера» и «Царство божие внутри вас», как Наташа кричала, что подписывается под каждой строкой, что, если человек хочет обратиться к Богу, хочет говорить с ним, то он может обратиться к Нему, где угодно и для этого вовсе не обязательно бежать в храм, а Лёлька на это взрывалась мощным вулканом. И вот Наташа увидела мусульманина, который не в мечети, а на грязном полу, расстелив вместо положенного коврика свою курьерскую куртку, истово молится своему богу – Аллаху. Это было очень сильно…

      На экране мобильника Наташа видела Лёлькины звонки, но не отвечала на них, не брала трубу, а отписывалась эсэмэсками всё время из одних и тех же слов «у меня всё нормально» и – ни слова, ни вопроса более: какая-то глубокая то ли апатия объяла её всю, то ли безразмерный пофигизм, то ли ещё какая глубинная хворь выщелачивания, так сказать, души…

      За одну 12-часовую смену Наташе было обещано 1600 рублей, но никакого обещанного аванса через 2 недели она так и не увидела, а когда спросила об этом у субхозяина, то получила в ответ страшно раздражённое «Отработайте хотя бы месяц!», то есть кишки свои она наматывала на помывку вручную всей кухонной утвари всех размеров совершенно благотворительно, ради лоснящихся хозяйских рыл.

      Назвать отношения Наташи с этими сотрудниками простыми словами «плохие» или «хорошие» никак нельзя, потому что никаких отношений не было вообще: они были сами по себе, даже не пытаясь наладить с посудомойкой хоть какой-то контакт, а Наташа была сама по себе