Княжна Тараканова (сборник). Григорий Данилевский

его, заливаясь слезами.

      Толпа между тем шумела: «Как! Быть не может! Так этого самого невесту? И им спускать? Не заступиться за него? Где же тому конец будет?»

      – Пойди, братику, – сказал Харько батраку, откашливаясь и харкая кровью, – пойди, хоть осьмушку вынеси! Все печенки, ироды, отшибли! Ишь ты, кровь пошла…

      Косари орали более и более.

      Полковник между тем, уйдя от Левенчука, подбежал к окну в кабинете и долго следил из-за занавесок, пока непрошеный гость вышел за ворота. «Воротить его? Отдать ему разве Оксану?» – подумал он, но, почитав с полчаса газеты, успокоился, оставил дело так и пошел наверх к Оксане.

      Оксана сидела в своей каморке, вышивая какую-то рубаху. Домаха сидела на полу возле нее, тоже что-то штопая.

      – Оксана! хочешь домой? – спросил полковник.

      Она не подняла глаз.

      – Что, если бы за тобою пришли, бросила бы ты меня? Неужели бросила бы? – спросил полковник.

      Оксана встала, сложила шитье и поклонилась в ноги Панчуковскому.

      – Пане! пустите меня, заставьте вечно за себя бога молить!..

      В исхудалом, нежном и кротком лице ее кровинки не было.

      Панчуковский хотел что-то сказать и затих. С надворья раздался страшный гул голосов, и одно из окон в мезонине зазвенело.

      – Береги ее! – успел только сказать Панчуковский Домахе и выбежал на балкон.

      Едва Панчуковский вошел туда, как увидел, что перед запертыми уже на замок его воротами стоит куча народу, а Абдулка, Самуйлик и конторщик бранятся сквозь затворы.

      День между тем, как часто бывает на юге, нежданно изменился. Вместо жгучего, острого суховея, доносившего с утра под узорчатые жалюзи комнат сухой и волнистый шелест горящих в зное нив, небо стемнело, облака неслись густою грядой и накрапывал дождь.

      – Что это? – громко спросил своих людей Панчуковский, склонясь через перила балкона.

      – Косари взбунтовались, – робко ответил конторщик, – не хотят по полтиннику брать, требуют по два рубля.

      – Ну, так гоните их взашей!

      – Мы стали их гнать, а они в контору ворвались, стекла перебили, мы едва успели ворота запереть – все распьяно…

      – Ваше благородие! – смело крикнул кто-то из толпы, – отдай девку! а то плохо тебе будет!

      Взглянул полковник: вся толпа в шапках стоит. «Эге», – подумал Панчуковский, сильно струхнул и медленно вошел в комнаты с балкона. Сойдя впопыхах вниз, он позвал к себе Абдулку.

      – Что там такое? говори правду.

      – Плохое дело! Косари перепились, а тут еще бурлака тот пришел, девчонку эту требует…

      – Отдадим ее, Абдул! Черт с ней! Еще бы чего не наделали… Что они? в ворота ломились?

      – Запалим! говорят. Да нет, Владимир Алексеич, не поддавайтесь. Коли что, так я и ружье заряжу и по ним выстрелю холостым, напугаем их, они и разбегутся!

      – Что же вы? – гудела толпа за воротами, – где это видано, чтоб девок с поля таскать? Тут не антихристы какие! Мы найдем на вас расправу…

      – Вон отсюда, подлецы! – закричал опять сквозь ворота Абдулка,