Союз хищников. Максим Шаттам

p>саундтрек Марка Страйтенфельда к фильму «Прометей»;

      саундтрек того же Марка Страйтенфельда к фильму «Схватка»;

      саундтрек Говарда Шора к фильму «Молчание ягнят».

      Часть первая

      Он

      1

      Человек здесь только прохожий, словно говорили горы.

      Из скалы вставал мощный гребень высотой в тысячу метров, серый, испещренный белыми жилами, с каждым порывом ветра дымившийся завитками пыли, – головокружительный хребет, замыкавший долину, укрывавший деревню Ла-Жьеттаз своей вечной тенью, которую не могла прогнать даже сила древнего солнца.

      Эта гора возвышалась над округой миллионы лет и простоит здесь по крайней мере еще столько же.

      Деревня, ютившаяся в уступах каменного исполина, состояла из десятка домов из кирпича, досок и шифера – отдаленных потомков хлипких шалашей, наследников менее древних лачуг из глины и веток, которым грозила каждая буря, зима или ненастье. Здесь весь пейзаж напоминал, что человек лишь временное явление на поверхности Земли. Всего лишь цепкий паразит: прошел – и нету, и скоро о его существовании будут говорить только останки былой цивилизации. А гора и не вспомнит о том, что он путался у нее под ногами и входил в ее лоно.

      Но пока на этой спокойной глыбе виден мимолетный след человека – темнеющая в утреннем свете тонкая нить, искусно уложенная по склону, узкая лента гудрона, петляющая от деревни до середины горы.

      Алексис Тиме вел машину, пригнувшись к рулю, пальцы едва виднелись из рукавов пуховика. Отопление в этой взятой напрокат машине не работало. Толстый шарф обвивал шею, словно змея, готовая удушить жертву. Каждый выдох порождал мимолетную химеру, которая тут же таяла в салоне. Алексис вообще не любил водить в горах. Альпы в этом плане ничего приятного не сулили.

      Маленький «опель-корса» притормозил, входя в крутой поворот, затем прибавил газу на подъеме, один за другим преодолевая извивы дороги. Алексис ехал быстровато, форсируя мотор на позднем переключении передач, словно хотел поскорее оторваться от Ла-Жьеттаз. К счастью, снега на этой высоте не было – пока еще, – октябрь только начинался.

      Он взглянул на картонную папку, на поворотах ерзавшую по пассажирскому сиденью.

      Символ *е, написанный от руки толстым черным фломастером, выделялся на фоне красной обложки.

      Красная, как кровь, подумал Алексис.

      Не время гонять в голове такие мысли!

      Лучше сосредоточиться на дороге. До въезда на ферму осталось совсем немного, если в деревне правильно указали дорогу.

      Чуть выше, на середине поворота, меж елей начинался заезд, обозначенный крохотной деревянной табличкой, поблекшей от непогоды. На ней с трудом читалось название «Ла-Монжетт».

      Алексис почти приехал.

      «Корса» запрыгала по гравию и углубилась в просеку посреди леса, жмущегося к склону горы, которая в итоге вывела ее к небольшой поляне, где располагалась старинная каменная ферма.

      Алексис проехал вдоль служебных построек и припарковался рядом с видавшим виды джипом. Прежде чем выйти из машины, огляделся.

      Полный покой. Ветви огромных хвойников замерли, не шелохнутся. Ни тени жизни.

      Внезапно на капот слетела крупная галка, и Алексис вздрогнул. Раскрыв клюв, птица сделала пару шагов и повернула голову, как бы желая получше рассмотреть молодого человека черными бусинами глаз. Кажется, ее заинтриговала струйка пара, вылетевшая изо рта у жандарма. Затем галка, так же беспричинно, как появилась, снялась с капота и перелетела на высокую ветку.

      Алексис сгреб красную папку и выбрался на холод.

      Из трубы фермерского дома шел густой дым. По крайней мере, там кто-то есть.

      Дрогнула занавеска, сдвинулась и вернулась на место, и вскоре к нему вышел человек.

      Около пятидесяти, лысый, глаза зеленовато-серые, почти прозрачные. Алексис сразу узнал его.

      Ришар Микелис.

      Однако выглядел он гораздо выше и крупнее, чем на фотографиях. Плечи, руки – такими хоть лес валить.

      – Приехали заниматься математикой? – спросил он ровным глубоким басом, словно идущим из самой земли.

      – Что, простите? – спросил Алексис в замешательстве.

      – Вы к моей дочери Саше? Репетитор?

      Вдруг осознав, что он в штатском, Алексис замотал головой и протянул руку.

      Микелис сжал ее, ладонь была мозолистая, натруженная, пальцы довольно тонкие, но рукопожатие оказалось весьма ощутимым.

      – Старшина жандармерии Алексис Тиме, парижский отдел расследований. Можете уделить мне немного времени?

      Микелис резко напрягся, взгляд стал пристальней. Он так впился глазами в молодого жандарма, что тому стало не по себе: будто мясник нацепил его на крюк, как тушу, и сейчас подвесит. Гипнотический взгляд. Ришар Микелис был весь как сжатая пружина.

      – Что-то с женой? – спросил он, не мигая.

      – Нет-нет,