Реформатор. Новый вор. Том 2.. Юрий Козлов

тонка, неразличима грань между добропорядочным обывателем и бомжом, по крайней мере, у меня.

      Можно было трогаться в путь.

      И Никита Иванович чуть было не тронулся, но, к счастью, вспомнил, что бомж без поклажи – все равно что черепаха без панциря. Подходящая (из синтетической, не знающей износа мешковины) сумка отыскалась мгновенно, как будто ожидала своего часа, и наполнил ее Никита Иванович не абы чем, но крайне необходимыми для бездомной жизни вещами. Драный плед, зимняя шапка, рукавицы, резиновые сапоги, тесак, алюминиевые миска, ложка, полиэтиленовые мешки, газеты, банка просроченной свиной тушенки, полбутылки «Tuzemsky гит».

      Никита Иванович хоть сейчас был готов на набережную Влтавы, где в каменном кружеве мостов среди крытых галерей вблизи оборудованных и диких пляжей обитала колония так называемых речных бомжей, которые плодились и размножались там на манер безпозвоночных червей неполовым путем. Иначе как объяснить, что число их все время увеличивалось, в то время как средняя продолжительность жизни неуклонно сокращалась? Сыскалась и такая крайне необходимая вещь, как лыжная с острым наконечником палка, незаменимая для работы внутри мусорных контейнеров.

      И последнее, о чем подумал Никита Иванович перед выходом из дома: запах. Если он оказался таким умным, то почему, собственно, те, кто замыслил его убить, должны быть глупее?

      …Никита Иванович вдруг вспомнил, как много лет назад, когда он жил в Москве и с великим трудом заканчивал девятый (почему-то именно тогда случилась заминка, дальше Никита Иванович учился как Ломоносов) класс, родители определили его на частные уроки к преподавательнице английского, чтобы он сумел сдать переходной экзамен. Преподавательница жила с полупарализованной мамой, у которой, как понял Никита, были сложности с опорожнением кишечника. Никита сидел с преподавательницей на кухне, а из ванной (именно туда, а не в туалет вкатывалась мама в никелированном на колесиках кресле) доносились глухие ее стоны. «Мама, – чуть ли не каждую минуту подбегала к двери преподавательница, – получилось?» Не хотел бы я мыться в такой ванне, помнится, думал, отвлекаясь от английского, Никита. Видимо, его появление благотворно действовало на маму. С каждым его приходом стоны становились тише, а в последнее занятие, так и вовсе что-то напоминающее песенку донеслось из ванной.

      Никита благополучно сдал экзамен, перешел в десятый класс, как вдруг в сентябре преподавательница позвонила ему сама, предложила продолжить занятия. Удивившись, Никита сказал, что в этом нет никакой необходимости.

      Она предложила заниматься… бесплатно.

      «Наверное, она в тебя влюбилась», – предположил старший брат Савва.

      «Точно, влюбилась!» – горячо поддержала его Роза Ахметовна – тогдашняя сожительница Саввы, подбирающаяся к сороковнику татарка неясной профессии и с сомнительным прошлым.

      Савва мог бы вполне сойти за ее сына. Как известно, татарки рожают рано.

      Никто не мог понять, зачем он