Реформатор. Новый вор. Том 2.. Юрий Козлов

смысле раз и навсегда заданных) систем? Он хотел сказать об этом Савве, но спохватился, что тот наверняка думал над этим и, видимо, сделал окончательный выбор в пользу системы.

      Никита был вынужден признать, что мучается отнюдь не тем, что случилось ночью, а тем, как он этим (сумбурно, торопливо, суетливо… по-кроличьи как-то) распорядился.

      И еще он подумал, что системный мир обречен, хотя бы уже потому, что, к примеру, ему, Никите, сейчас больше всего на свете хочется остановить именно то мгновение, за которое… ему бесконечно стыдно.

      «Не натер с непривычки? – подмигнул Савва. – Иных неприятностей, смею надеяться, не предвидится, хоть мы и работали без презервативов».

      «Почему это я должен был натереть? – Никита вдруг почувствовал, как запылала в штанах еще мгновение назад прохладная и спокойная плоть, как если бы он и впрямь натер, да только раньше не замечал, а сейчас это открылось во всей непреложности. Так мнительный человек легко обнаруживает у себя симптомы любой (в зависимости от обстоятельств) болезни. – Ты что, думаешь, я в первый раз?» – тем не менее надменно поинтересовался Никита.

      «Ты-то, может, и нет, – усмехнулся Савва. – А вот она – да, хоть в это трудно поверить. Ей же наверняка подкатило к двадцатнику. Я не знал, поэтому быстренько впихнул, а там напряг, она пискнула, я даже подумал, может, спьяну не туда попал, потом, чувствую, вроде разработалось, а в ванной посмотрел – в крови. Но она молодцом! Мы же с тобой раза по три заходили. А я, пока ты спал, еще и утренника сгонял… Почему не сказала? Мы бы тогда осторожненько, нежненько…»

      «Может, застеснялась, что сразу с двумя?» – предположил Никита.

      «Ну да, – сказал Савва, – летела на дельтаплане в церковь, а вон куда залетела!»

      Некоторое время Никита молчал, не зная как сказать об этом Савве. Дело в том, что, овладевая Ценой, он тоже ощутил точно такой же напряг и точно так же ему показалось, что на пути стрелы возникла некая эластичная тесная преграда, которую стрела с честью преодолела. И точно так же была на стреле кровь – свидетельство попадания в (неожиданную, скажем так) цель, когда Никита отправился в ванную, но он тогда не обратил на это внимания, потому что нормального мыла в ванной почему-то не оказалось, и ему пришлось вымыть стрелу каменным, карминного цвета обмылком, извлеченным из настенного шкафчика, где он невостребованно покоился, набирая твердость, с незапамятных времен. От юрского, не иначе, периода карминной окаменелости можно было ожидать чего угодно – она могла расцарапать стрелу, сама (при соприкосновении с водой) растечься жидким кумачом, поэтому Никита не стал умножать сущности, а просто вытерся насухо полотенцем и вышел из ванной вон.

      Готовый снова пустить стрелу в цель.

      «Что она там плела про Крым? – спросил Савва. – Убей бог, не помню такую. Да ее там точно не было, иначе как бы она осталась девственницей?»

      «Никак», – был вынужден подтвердить Никита.

      И тем не менее каким-то образом она осталась.

      …Никите