Лжесвидетельница и рассказы про Ваньку Жукова. Александр Арсентьевич Семёнов

в только, что порушенное девичье лоно свою живительную влагу, Андрей Степанович отстранился, достал из ящика стола стерильные салфетки. Одной протер себя, а второй провел по промежности девушки. Завернул покрасневшие салфетки в клочок валяющейся на столе газеты и передал сверток Маргарите:

      – Выбросишь потом в мусорное ведро в туалете.

      Девушка уставилась на мужчину ничего не понимающим взглядом. С ее лица постепенно сходил багрянец. Щеки приобретали естественный цвет.

      – Андрей Степанович, а что же дальше?

      – А что, дальше? Ничего. Отдохни немного и ступай на свое рабочее место.

      На посту Маргарита уронила голову на стол. Как же все так вышло? Разве о таком она мечтала? Видимо не сумела она воспользоваться советами Женьки. Да и как тут можно было ими воспользоваться, когда он взял и поставил ее в удобное для него положение и сделал привычное для себя дело. И все равно, ей было приятно. Она получила, пусть не такое несказанное, как Женька, но все-таки удовольствие.

      До конца практики Маргарита еще пару раз поимела близость с доктором. Происходило это уже по-другому. Она проявляла инициативу и получала гораздо большее удовольствие. Она не кляла себя. Ну, случилось то, что должно было случиться. Зато она теперь знала, что это такое, и могла вести себя с молодыми людьми более раскрепощенно. Хотя, с какими молодыми людьми? Их по прежнему не просматривалось даже на горизонте.

      Глава 6

      – Пашка, ну как у тебя дела со стройняшкой? – спросил Антон в очередной приезд друга домой. – Захомутал?

      – Нет. Слишком гордая. Ни в какую не захотела со мной встречаться. Зато у меня теперь с другой настоящая взрослая любовь закружилась.

      – А ну, рассказывай!

      – Проходил я как-то в ноябре в военкомате комиссию. Пожаловался окулисту, что у меня на ветру глаза сильно слезятся. Меня направили на лечение в больницу. А какое лечение? Закапают раз пять в день из пипетки в глаза – вот и все лечение. Палата была большая. Мужиков восемь или девять лежало. Скукотища несусветная. Лежим как-то вечером все по своим койкам. Все молчат, кто книги, кто газеты читают. Тоска зеленая. Я лежал, лежал, глядя в потолок и начал петь "Катюшу". Сначала пел тихо, а потом все набирал и набирал обороты и, не допев до конца песню замолк.

      – Эй, кто там радио выключил? Включите! Песню хорошую дайте дослушать, – заорал от дальней стены мужик.

      – Окстись, Кондратич! У нас в палате и радио – то нет. Это вон пацан, Пашка, пел.

      – Пашка, это ты пел?

      – Ну, да.

      – Хорошо поешь. Спой еще что- нибудь.

      Вот я и решил мужикам концерт устроить. Облокотился на грядушку кровати. Спел одну, вторую песню, вошел в раж и не заметил, что в дверях молодая медсестра стоит, слушает. Когда я закончил петь, сестричка подошла ко мне и положила на плечо руку:

      – Молодец, Паша! Хорошо поешь. Бальзам вылил на душу, – сказала она и вышла из палаты.

      – Ну, и где тут любовь?

      – Дальше слушай. В субботу после обеда она позвала меня в процедурку.

      – Паша,