Юность дедов наших. Дмитрий Алексеевич Кучеренко

дрожал Василь.

      Сергей, сидевший напротив, стучал зубами.

      – Это потому, что долго в воде возились. Сначала коней купали, потом раков ловили. Примерно час и вышел. Как бы не заболеть.

      – Как там раки? Я крапивы чистой нарву, – сказал вернувшийся Санька.

      – Ну да, кто же ещё? – развёл руками Василь, – ты у нас по ней спец.

      Вот на траве толстым слоем расстелили свежую «зелёную скатерть». Санька надел дежурные рукавицы и снял ведро с костра. Аккуратно сливая воду, ошпарил крапиву, слил остальную в сторону, придерживая раков веточкой, чтобы не вывалились, затем резко перевернул его на импровизированный стол.

      – Погоди, не убирай, – сказал, потирая ладони, Василь, – пусть травяным душком возьмутся.

      Подняли ведро. Ярко-оранжевые раки рассыпались горкой, и в воздух поднялся душистый пар. Есть захотелось как после годового поста, молодой, растущий организм требовал пищи. Сергей схватил горячего рака, стал подбрасывать его как картошку, пытаясь остудить. Глядя на это, Санька с Василём тоже взяли по одному раку правой рукой за усы, а левой за «пёрышки» хвоста и, синхронно встряхнув, улыбнулись друг другу.

      – А я малого брательника своего учил в часовых играть, – сказал Коля, держа рака за красные усы.

      – Как это?

      – Он вяжется за мной постоянно, вот я его в караул и поставил, сарай охранять. Говорю ему, смотри, мол, пост никак покидать нельзя. Расстреляют, и всё тут, дело-то ответственное. А если до ветру там или попить, то кричи секретный пароль – «керогаз». Я тогда подойду и сменю тебя.

      – И как, получилось?

      – Получилось. Я про него уже и думать забыл. Мать в хату зашла и спрашивает: чего это у тебя малой дурниной орёт и никого к себе не подпускает? Я к нему, а он горланит: керогаз, керогаз по-большому.

      Василь даже поперхнулся от смеха, представив эту картину.

      – Ладно. Раки хороши, – сказал Санька, поднимаясь и отряхивая колени, – время к вечеру, завтра дел много, нам с Василём разнарядка на кузню с утра.

      Утром Санька и Василь вошли в кузню, там Пашка, крепкий, коренастый парень семнадцати годов, работал средним молотом по раскалённому зубцу от бороны, оттягивая заострённый конец.

      – Здорово, братан, – поприветствовал его Василь, – а дед Наум где? Ты один здесь?

      Тот продолжал работу, не обращая внимания на вошедших, затем кинул готовый зуб в носилки к остальным таким же.

      – Дед Наум на родину ушёл, – ответил он, подойдя к печи, взял из неё клещами очередную раскалённую заготовку и стал рассматривать.

      Санька в лёгком недоумении приблизился к Василю.

      – На какую родину? Он же цыган у вас, – спросил он шёпотом.

      Василь не успел ответить.

      – В степь. Отдыхает он так, – Пашка воткнул заготовку обратно в угли и обернулся к пришедшим, вытирая руки о тряпочку, – он, когда устаёт от всех, берёт курицу и жарит её за селом на костре. Потом возвращается спокойный и дружелюбный. Бабушка шутит: на родину съездил.

      Санька засмеялся.

      – Чего