О крокодилах в России. Очерки из истории заимствований и экзотизмов. Константин Анатольевич Богданов

только в середине XIX века64, но количество слов-экзотизмов, проникающих в русский язык начиная с Петровской эпохи, в лексикографическом отношении выражается в экстенсивных показателях65. История языковых заимствований (в частности, экзотизмов), хлынувших в Россию со времен Петра, имеет при этом непосредственное отношение к истории русской культуры. Объясняя причины и характер языковых заимствований и бытовых новшеств Петровской эпохи, исследователи привычно указывают на практические обстоятельства – расширение сфер специального знания, «открытый» характер внешней политики России начала XVIII века; однако не меньшего внимания в указанном контексте заслуживают и те социально-психологические факторы, которые оправдывали в глазах современников Петра нехарактерное для предшествующей поры отношение к инокультурному импорту. Нелишне заметить, что само соотношение «слов и дел» было в данном случае взаимодополнительным: словарные новшества влекли за собою вневербальные – визуальные, ольфакторные, проксемические – предпочтения, и наоборот66. Ввиду этого лексикографические наблюдения по необходимости требуют своего пояснения в контексте антропологического анализа, сфокусированного на социальных, а в широком смысле – на поведенческих практиках, мотивирующих использование в общественном дискурсе новых слов и новых значений.

      НОВЫЕ СЛОВА – НОВЫЕ ВЕЩИ

      Языковые заимствования результируют процесс освоения нового и подражание чужому, соответствуя поведенческим тактикам ориентации и адаптации. На языке психологии описание таких тактик, демонстрирующих «поисковую активность» субъекта или социальной группы, принято связывать с фактором любопытства67. В терминах психофизиологии экспериментально удостоверяемая тяга человека к новому и неизвестному истолковывается как универсальная составляющая, но вместе с тем известно, что стремление человека к «поиску» поведенчески контрастирует с его же стремлением оставаться в пределах безопасной территории, в границах уже сформированного им «я»68. Академик И. Павлов писал в этой связи о парадоксальности характеризующего человека с рождения «ориентировочного рефлекса»: освоение своего семиотического пространства требует определения его границ, но тем самым обязывает к реальному или воображаемому представлению о том, что этому пространству противостоит69. Ясно, что применительно к обществу выбор рефлексивно оправданных в этих случаях тактик поведения предопределяется не только индивидуальной психофизиологией конкретных людей, составляющих социальную группу с атрибутируемой к ней культурой, но и идеологией, фиксирующей альтернативу между поведенческими (а значит, и коммуникативными) практиками (само)изоляции, интервенции и взаимодействия70. С точки зрения идеологических аспектов соответствующего выбора любопытство оказывается понятием,

64

В словарях впервые в: Полный словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. СПб., 1861. С. 561 («экзотический»). Существительное «экзотика» появилось в русском языке значительно позже прилагательное «экзотический»; так, еще у Даля есть слово «экзотический» («чуже/ино/земный, изъ жарких стран»), но отсутствует «экзотика» (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1989. Т. IV. С. 253).

65

Смирнов Н. А. Западное влияние на русский язык в Петровскую эпоху // Сб. Отделения русского языка и словесности Императорской академии наук. Т. LXXXVIII. № 2. СПб., 1910; Hüttl-Worth G. Foreign Words in Russian. A Historical Sketch, 1550 – 1800. Berkeley; Los Angeles, 1963. C м. также: Dietze J. Frequenzwörterbuch der russische Schriftsprache des 18. Jahrhunderts. Die Sprache der Wissenschaft und der Publizistik. Hildelsheim et al.: Georg Olms, 1997; Мальцева И. М. Локализмы в Словаре Академии Российской // Словари и словарное дело в России XVIII в. С. 102 – 117; Вомперский В. П. Словари XVIII века. М., 1986.

66

Zakharine D. Von Angesichts zu Angesicht. Der Wandel direkter Kommunikation in der ost– und westeuropaischen Neuzeit. Konstanz: UVK Verlagsgesellschaft mbH, 2005.

67

Ротенберг В. С., Аршавский В. В. Поисковая активность и адаптация. М., 1984. О психо-физических механизмах любопытства см. сборник статей, подытоживающих экспериментальные наблюдения: Curiosity and Exploration / Ed. H. Keller, K. Schneider, B. Henderson. Berlin; Heidelberg et al.: Springer, 1994

68

Houston J. P., Mednick S. A. Creativity and the need for novelty // Journal of Abnormal and Social Psychology. Vol. 66 (1963). P. 137 – 144. Cемиотическая взаимосвязь персональной (само)идентификации и места доказывается и собственно этимологичеcким анализом древнейших индоевропейских слов, обозначающих личные местоимения. В свое время К. Бругман указывал на несомненную в индоевропейских языках связь, существующую между словами ich – «я» и hier – «здесь»: из индоевропейского корня «gho» через прибавление указательной частицы «ce» или «ke» → «heke» или «hoke» (древнеиталийское «hake», латинское «hic» – здесь), и из того же корня лат. «ego» – я (Brugmann K. Die Demonstrativpronomina der indogermanischen Sprachen // Abhandlungen der sächsischen Geschichte der Wissenschaft. 1904. Bd. 22).

69

Павлов И. П. Полное собрание сочинений. М.; Л., 1951. Т. 4. С. 27 и след.; Кочубей Б. И. Об определении понятия ориентировочной реакции у человека // Вопросы психологии. 1979. № 3. С. 35 – 46. О функции речи в фазе ориентации: Давыдов В. В. Анализ структуры мыслительного акта. Сообщение 1 // Доклады АПН РСФСР. 1960. № 2.

70

Ср.: Lefebvre V. A. The Fundamental Structures of Human Reflexion. New York, 1990.