Пьета из Азии. Светлана Геннадьевна Леонтьева

там действительно были картины. Около пятнадцати штук.

      – Я думал кирпичи или камни. А это искусство, – усмехнулся Угольников.

      – Иногда творчество как раз является камнем! – парировал художник. – Скалой! Горой! Араратом!

      – Нельзя! – пограничник развёл руками. – Или выходите вместе с картинами. Или оставьте сумку здесь на КПП.

      – Как так? Отчего нельзя. Так быть не может…– бледное лицо художника стало совсем блёклым. – Помилуйте!

      Пассажиры зашумели: «Что как долго? Мы устали. У нас дети!»

      – Ага…не успеют сбежать в свою Норвегию. Или как там её Швецию! Глупые, глупые…разве не понимаете, что у вас там отберут детей? А сами вы будете работать дворниками или уборщиками в лучшем случае. А в худшем случае жена ваша будет экскортницей и сойдёт с ума, – тихо произнесла Илона, утыкаясь подбородком в коричневый мех.

      Художник вцепился руками в поручни:

      – Не выйду! И картины не дам оставить на КПП возле свалки на заплёванной платформе! Как можно? Как?

      Угольников посмотрел в окно и понял: все вещи, не пропущенные за границу через КПП, валялись возле помойного ящика. Несколько бомжей рылись в вещах, примеривая себе. Кто-то нашёл бутылку водки, кто-то банку сельди, кто-то коллекцию ножей.

      Мужчина с переднего сидения встал и подошёл к художнику:

      – Где его багаж?

      – Вот он! – пограничник ткнул жирным пальцем в сторону картин.

      Мужчина спортивным движением подхватил сумку и понёс к выходу. Художник вскочил со своего места и ринулся вослед.

      – Не имеете права! Я буду жаловаться! Писать письма Борису! Всем! И выше. Самому генеральному напишу!

      Мужчина был явно натренированным. У него играли мышцы, икры напряглись. Он кулаком двинул по голове худосочного художника. Левой рукой вышвырнул сумку на асфальт и сел на своё место.

      – То-то же! Интеллигенты сраные! У меня дети спать хотят в тёплых кроватях в гостинице! Из-за твоей мазни мы должны два часа ждать?

      Художник споткнулся и выпал из автобуса, тяжело ударившись всем телом. Был слышен стук костей и слабых косточек…

      Угольников попытался вступиться:

      – Зачем вы так? Надо разобраться!

      Пограничник пожал плечами и вышел. Двери автобуса закрылись. Художник остался вместе со своими картинами на платформе, слабо освещённой жёлтым, лимонным русским фонариком. Угольников встал со своего места:

      – Люди? Вы что? Это безнравственно! Оставить человека одного! Вышвырнуть на улицу!

      – А что вы предлагаете? – спортивного вида мужчина повернул свою тяжёлую шишковатую голову в сторону Угольникова. – Ждать тут всю ночь? Какой смысл? Всё равно не пропустят! Здесь дисциплина. Это не Русь-матушка…

      – Так лучше! – шепнула Илона. – Здесь недалеко до Выборга! Доберётся на попутке. И картины при нём! Искусство должно принадлежать народу. Тому народу, который его заслуживает!

      – Это не справедливо…

      – Ага…

      Илона