Сальдо-бульдо. Андрей Арюков

последний яркий год империи, вот-вот начнётся пресловутая «перестройка», и привычный мир рухнет.

      Людей хоронят торжественно, с обилием речей и обязательно с музыкой. Я заканчиваю четвёртый класс музыкальной школы и уже умею отличать минор от мажора. Оркестр на прощальной церемонии – это не какие-нибудь пропойцы с тромбонами, а самый что ни на есть профессиональный коллектив во фраках и бабочках. Траурный марш Шопена исполняется в нескольких вариациях, и я пытаюсь их сосчитать. Дождь всё-таки полил, и настроение упало до отметки «печальнее печали».

      Слова сказаны, гроб заколочен. На полотенцах деревянный макинтош медленно стал погружаться в финальную яму. Зазвучала каноническая версия похоронного марша. Организатор всего этого, профсоюзный деятель, в народе про таких говорят «шустрый, как кокос», решил расплатиться с оркестрантами. Почему именно в этот момент, он потом пояснить не смог. И, поскользнувшись на мокрой глине, деятель упал в могилу, инстинктивно подняв над головой зажатую в кулак сторублёвку. Торчащая над могилой рука с купюрой начала под музыку постепенно исчезать из поля зрения.

      Верующие принялись креститься, у женщин подогнулись коленки, кому-то подурнело, кто-то забился в истерическом смехе, а пара бросившихся помочь мужиков тоже не устояла на ногах и свалилась в могилу. Опускающие гроб на полотенцах удержать тройной вес не сумели, пополнив кучу-малу в мокром котловане. И только оркестр играл слаженно и ровно – там были профессионалы своего дела, во фраках и бабочках.

      Я протиснулся сквозь иступлённую толпу и убежал на задворки кладбища. Меня начал душить приступ пока ещё не диагностированного кашля вперемешку с надрывным смехом.

      С тех пор от подобных мероприятий я стараюсь увернуться под каким угодно предлогом, каждый раз представляя себе злосчастную купюру, траурный марш и массовый истерический припадок… Собственно, почему представляя… раньше существовала традиция – на похоронах было принято фотографировать…

      Врач долго цокал языком, поглядывая на большой ящик, который отец поставил в углу. Пока он меня осматривал, родителей периодически сотрясал нервический смешок, который пожилой человек, я надеюсь, на свой счёт не принял.

      Очень неуверенно потомок Гиппократа определил во мне коклюш, от которого и прописал лечение морем. А потом родители взахлёб пытались пересказать ему события сегодняшнего утра. Лишь про Шопена помянуть забыли.

      Как правило, слабую долю в начале музыкального произведения называют затактом. Я решил, что книга будет похожа на законченную музыкальную композицию, только в ней все части будут перепутаны между собой. А затакт начинается с сильной ноты.

      Папуша

      «Эти штучки, да какие, – сколько мне их перепало!

      А любой другой тебе бы так вломил, что ты б не встала».

Генрих Гейне. «Целимена»

      1999 год.

      С Кости всё и началось.

      Говорят, первая жена от бога, вторая от чёрта, а третья из цирка Дю Солей. В порядок Костиных жён явно вкралось недоразумение более высокого порядка.

      Мы познакомились в тот день, когда Константин развёлся, а я впервые в жизни решил жениться. Но если я решил, не сообщив об этом ни потенциальной невесте, ни близким друзьям, ни себе самому, и даже не узнал, по каким дням работает ЗАГС, то оснований утверждать о положительном решении нет ни со стороны жениха, ни со стороны невесты. В тот день я решил жениться и… передумал, о чём никогда не жалел.

      Своим поступлением в медицинский институт Костя подорвал все каноны профессии. Специальность в мединституте называлась… «Программирование». Будущий программист изучал топографическую анатомию, «топочку», и ловил собачку, чтобы вырезать у неё им же пришитый аппендицит. Ловля собачки тоже превращалась в ребус. Пойманный Шариков должен был обладать следующим набором качеств: ни большой, ни маленький; ни белый, ни чёрный; ни тупой, ни умный. Костя справился, но уровень адреналина в организме с тех пор стал зашкаливать. Любой уличный пёс, завидев Костю, воспринимал его как вероятного живодёра и прилагал максимум усилий, чтобы побольнее цапнуть.

      Костя выступал за гремевшую в то время команду КВН, пел, играл на гитаре и в творческом зоопарке отбивался о жаб. Жаба – это не то, что вы подумали. Жаба – это девушка. Да, девушка. Которая воображает себя участником художественного коллектива и ездит с труппой на гастроли… но только воображает. Даже если её допускают до массовки или, не дай бог, по пьянке до тела, жабой она быть не перестаёт.

      Костю в команде звали Махоуни, более точного определения, положа руку на сердце, и не дашь. Он и внешним обликом напоминал актёра из «Полицейской академии». А я именовал его в глубине души КД 100, где сто – коэффициент дружбы и надёжности.

      Разрываясь между компьютерами, анатомическим театром, гитарой и КВН, Константин обзавёлся вигвамом и скво. Официальной скво. Как полагается, с законным свидетельством о браке. И стало у них всё общее, как говорил Костяныч, салам-напополам. Огненная вода и трубка мира будут чуть позже.

      Костян по ночам начал таксовать, напевая