Второй день на царствии. Юрий Витальевич Яньшин

постараются изо всех сил не допустить этого, – уже на полном серьезе сообщил он.

      – Как это не допустить?! – изумилась еще больше Фроловна. Ей как-то и в голову не могла прийти мысль о том, что такие вопросы могут решаться сверхдержавами быстрым и радикальным способом.

      – А вот так! Зная, что у нас вот-вот на подходе такое оружие, которое может не просто поставить Америку на колени, а и вовсе уничтожить ее за пару-тройку минут, причем без последствий в виде радиации или еще чего-либо, они, пользуясь тем, что у нас временная неразбериха во власти, могут просто разбомбить нас. Именно сейчас. Потому что, как только мы примем аппарат этот на вооружение, нас уже ни с какого боку укусить будет нельзя. А это люфт, примерно в год-полтора.

      – Да как же это так?! – вновь закудахтала она, округляя в изумлении глаза. – Вот так, запросто и безнаказанно разбомбить?!

      – Конечно. Пока там, наверху делят портфели, никто не решится, не только ответить, но и попытаться остановить выпущенные по нам ракеты.

      – А как же генерал-то, который выступал днем? Как бишь его? А, Афанасьев! – не сразу припомнила она. – Его же вроде как поставили командовать? – не переставала удивляться и в то же время засыпать вопросами жена.

      – Поставить-то поставили, да ведь власть от такая штукенция, мать ее ети… – почесал он за ухом. – Её мало объявить. Надо чтобы с этим еще и все согласились. Мы тут сидим и не знаем, что там в столицах-то творится. Кто признал, кто не признал. Да и на международном уровне.

      Митрич еще немного посопел, задумчиво оглаживая бороду, а затем добавил, как бы про себя:

      – Да и то сказать, по закону, вишь, не в свой черед он за царский венец ухватился, вот беда. Могут ведь и вовсе не признать. Так что, смутно сейчас на Руси-матушке. И боюсь, что этим постараются воспользоваться наши недруги.

      – Охти ж, страсти Господни! – мелко закрестилась бывший комсорг медучилища.

      – Вот и я к тому. Днем разговаривал с Ивановым…

      – Это который военпред из Москвы с комиссией по приемке прилетел? – перебила мужа всезнающая жена. – Он там, в генерал-лейтенантах бегает.

      – Ну, ты, мать, и скажешь, – хохотнул он. – Слово то, какое придумала: «бегает»! Да не сбивай меня с толку. Так вот. Он настоятельно рекомендует тебе завтра лететь с ним на материк.

      С этими словами он посмотрел на свою «половину» долгим и слегка печальным взглядом, как бы уже не прощаясь. Она, перехватив этот взгляд, только широко разинула рот в полном и неподдельном изумлении, как будто он сморозил какую несусветную глупость, на которую-то и ответить сразу не мочно. Наконец, через некоторое время, придя в себя, выдала на гора:

      – Вот смотрю я на тебя, старый, и все больше убеждаюсь: чем старей – тем дурней ты становишься. Да неужели ты хоть на миг мог подумать, что я тебя оставлю тут одного, а сама уеду, как ни в чем не бывало?!

      – Уезжала же… – не преминул он вставить ей шпильку.

      – Да. Уезжала. Не спорю. Но по другим причинам, а не из страху. Детей надо было устраивать, да и здесь ничего не было. Все позакрывалось.