Школа. Андрей Владимирович Фёдоров

от ярости. Казалось, ещё чуть-чуть, и от перенапряжения, витавшего в помещении, во все стороны полетят молнии как в боевиках 80-х и убьют каждого из нас, находившихся там в момент спора.

      – А что это, как не клевета?!

      – Но вы же издевались!

      – Как?

      – Не так прочитали моё сочинение!

      Лилия Александровна обратилась к классу:

      – Ребята, я хоть раз, высмеивая чьё-либо сочинение, называла имя автора?

      Отличники мигом и чуть ли не хором отвечали:

      – Нет!

      – А вот Лера Кабанова у нас говорит, что да. Вы представляете? За более чем тридцать лет учительской практики ни разу не было такого, чтобы меня так нагло клеветали…

      – Лилия Александровна, если хотите, я могу уйти…

      – Да не нужно мне, чтобы ты уходила! Я хочу, чтобы на меня перестали клеветать, потому что это уже всякие границы переходит!

      Сразу после этих слов Лера собрала свои вещи и вышла из класса. Все находились в недоумении и даже не знали, как на это реагировать, ведь с одной стороны Лилия Александровна действительно автора сочинения не назвала. А с другой мы, двоечники и троечники (твёрдых хорошистов у нашей учительницы традиционно не было; если хорошист, то только на грани с троечником) знали, что Лилия Александровна с высмеиваниями перегибала палку. И даже не нужно было слышать своё имя, чтобы почувствовать себя униженным и оскорблённым, настолько остро и едко она проходилась порою по каждой нелепости в наших строчках. И это она делала на весь класс к тому же. По итогам все понимали, что наша учительница оболгана, но открыто поддержать её решались только отличники, ибо ненависть от страха перед ней не имела никаких границ. Тем не менее, открыто против учителя кроме Леры больше никто идти не осмелился.

      На следующий же день классный руководитель поставил учеников перед фактом, что Лилия Александровна отказывается от нашего класса, и уроки следующие две недели с ней будут, возможно, последними. Но в этот раз даже интриги не получилось. Инициативная группа мам отличниц пришла к учительнице русского на поклон и сказала, мол, хотим, чтобы педагогом у наших детей были вы и только вы. Лера же, посоветовавшись с родителями, ввиду бесперспективности борьбы вследствие такого мощного лобби пришла к тяжёлому решению, что ей нужно переходить в другой класс. Вот так всё и закончилось.

      И если для Леры всё выглядело легко и просто, то нам, то есть всем остальным ученикам было решительно непонятно, почему она так поступила. Для нас это выглядело не иначе как слабость, потому что не только Лилию Александровну она называла причиной своего перевода, а ещё и Юлю Паулаускас. Лера всегда казалась мне крепким духом человеком, чтобы обращать внимание на четырёхглазую зазнайку не с усиками, а с пропуском в трусики, грозящими вырасти с возрастом в усищи как у Микитко сына Алексеева. Но она почему-то её подколов за свой ограниченный интеллект не стерпела. Притом Лера не сказать что и физически слабой была. Могла стрелку забить, могла тёмную сделать