Повесть о несбывшейся любви. Анатолий Иванов

и жениться бы, да где найдешь такую, как Настасья. Пить бросить бы, да разве бросишь…

      И обливалось сердце Демидова едкой обидой, опьяняла его эта обида пуще водки: нет уж, пущай, мразь такая, и он до конца чашу свою выпьет!

      Но все же, наверное, давным-давно отстал бы Демидов от Макшеева Дениса – отходчив русский человек, какую-какую обиду только не простит, – если бы не убеждался время от времени, что душа Дениса еще подлее становится. Нет, угрозы насчет мышьяка Павел не опасался, потому что понимал – Макшеев на это никогда не решится, подлость его – особого рода…

      Как-то Мария, выдавая Демидову очередную партию зелья, сказала:

      – Зайди к нам, Павел… Денис просил позвать. Поговорить хочет с тобой по-деловому.

      – Как, как?

      – По-деловому, сказал он.

      – Интересно это, однако. Айда.

      Денис встретил его, сидя за столом в рубахе-косоворотке. Руки его лежали на столе, пальцы беспрерывно сплетались и расплетались, глаза виляли из стороны в сторону.

      – Интересно даже мне, говорю. Ну!

      – Выйди, Мария. Дверь припри, – приказал Макшеев. – Значит, вот что, Демидов, давай по-мужски. Мне от тебя терпежу больше нету, и я решился…

      – На что?

      – Не перебивай… – Он опять повилял глазами, не попадая ими на Демидова. – Ты ж понимаешь – я пойду и заявлю: преследуешь ты меня… Угрозы теперь делаешь всякие за то, что разоблачил тебя тогда как поджигателя. И мне, а не тебе поверят.

      – А мне это без внимания, что поверят, – усмехнулся Демидов. – Я свое отсидел, и пока с тобой не поквитался – никто больше меня не посадит, заявляй не заявляй…

      – Ты погоди…

      – А славу себе создашь у людей… Они, люди-то, не знают твоего черного дела, так узнают.

      – Погоди, говорю… – Голос его был торопливый и заискивающий. – Давай, чтоб с выгодой и для тебя и для меня.

      Сузив глаза, Демидов пристально глядел некоторое время на Макшеева. Спросил:

      – Это – как же?

      – Что было меж нами – прости… Покаялся уж я бессчетно раз. Да что ж – не воротишь. Теперь девчушку вот ты взял, растишь…

      – Говори прямо, сука! Без обходов.

      Макшеев будто не слышал обидного слова.

      – Возьми от меня деньги, Павел. Много дам… – Макшеев дышал торопливо и шумно. – Вот, если прямо… Оставь только нас с Марией.

      – Так… Сколько же?

      – Целую тысячу дам. Дочку тебе растить… Еще больше дам!

      – Краденых? Марией наворованных?

      – Ты! – Макшеев вскочил, чуть не опрокинув стол. Грудь его ходуном ходила. – Тебе что за забота, какие они?!

      Демидов шагнул было к Макшееву, тот откачнулся.

      – Дешево, выродок ты человеческий, откупиться хочешь, – раздельно произнес Демидов и ударил ладонью в дверь, выбежал, будто в комнате ему не хватало воздуха.

      В сенях он услышал рыданье Марии, примедлил шаг. «Как ты только живешь с ним с таким?» – хотел сказать он, но не сказал. Шаг примедлил, но не остановился.

      В другой раз случилось