Первые люди на Луне. Герберт Уэллс

я подошел, он держал в руке часы. У него было круглое румяное лицо с красноватыми карими глазами; раньше я видел его лишь против света.

      – Одну минуту, сэр, – сказал я, когда он повернулся.

      Он посмотрел на меня с удивлением.

      – Одну минуту, – промолвил он, – извольте. Если же вы желаете говорить со мной дольше и не будете задавать слишком много вопросов – ваша минута уже прошла, – то не угодно ли вам проводить меня?

      – Охотно, – ответил я, поравнявшись с ним.

      – У меня свои привычки. И время для бесед ограничено.

      – В это время вы обычно прогуливаетесь?

      – Да, я прихожу сюда любоваться закатом солнца.

      – Не думаю.

      – Сэр!

      – Вы никогда не смотрите на закат.

      – Никогда не смотрю?

      – Никогда. Я наблюдаю за вами тринадцать вечеров подряд, и вы ни разу не смотрели на закат, ни разу.

      Он сдвинул брови, как бы решая какой-то вопрос.

      – Все равно я наслаждаюсь солнечным светом, атмосферой, я гуляю по этой тропинке, через те ворота, – он кивнул головой в сторону, – и кругом…

      – Нет, вы никогда так не ходите. Это неправда. Сегодня вечером, например…

      – Сегодня вечером! Дайте вспомнить… А! Я только что взглянул на часы и, увидев, что прошло уже три минуты сверх положенного получаса, решил, что гулять уже поздно, и пошел назад.

      – Но вы постоянно так делаете.

      Он посмотрел на меня и задумался:

      – Может быть. Пожалуй, вы правы… Но о чем вы желали поговорить со мной?

      – Вот именно об этом.

      – Об этом?

      – Да, зачем вы это делаете? Каждый вечер вы приходите сюда жужжать.

      – Жужжать?

      – Да. Вот так.

      И я изобразил его жужжание.

      Он посмотрел на меня: очевидно, звук ему не понравился.

      – Разве я так делаю?

      – Каждый вечер.

      – А я и не замечал. – Он остановился и посмотрел на меня серьезно. – Неужели, – сказал он, – у меня уже образовалась привычка?

      – Похоже на то. Не правда ли?

      Он оттянул нижнюю губу двумя пальцами и уставился в лужу у своих ног.

      – Мой мозг все время занят, – сказал он. – Значит, вы хотите знать, почему я это делаю? Уверяю вас, сэр, что я сам не знаю почему, я даже не замечаю этого. А ведь, пожалуй, вы правы: я никогда не заходил дальше этого поля… И это мешает вам?

      Я несколько смягчился.

      – Не мешает, – сказал я. – Но вообразите, что вы пишете пьесу.

      – Не могу этого вообразить.

      – Тогда представьте, что занимаетесь чем-нибудь, что требует сосредоточенности.

      – Да, конечно, – сказал он и задумался.

      Он казался таким огорченным, и я смягчился еще больше. К тому же с моей стороны было довольно невежливо требовать от незнакомого человека объяснений, зачем он жужжит в общественном месте.

      – Вы видите, – сказал он робко, – это уже привычка.

      – Вполне