Взрослых не бывает и другие вещи, которые я смогла понять только после сорока. Памела Друкерман

умной, как их герои, чтобы взламывать шифры и раскрывать преступления.

      Тот факт, что я была не в состоянии следить за сюжетом ни одного шпионского фильма, запомнить хоть один телефонный номер и хранить тайны, не имел никакого значения. В воображении я наделяла себя талантом заметить номера промчавшейся мимо машины и выводила на чистую воду иностранных агентов. Без сомнения, ЦРУ не прошло бы мимо таких выдающихся способностей и взяло бы меня на работу.

      Когда пришло время поступать в колледж, для меня естественным было бы выбрать английский язык. (Реальную пользу шпионские романы мне все же принесли – я полюбила читать.) Но литература казалась мне слишком «мягким» предметом. В качестве специализации я выбрала философию, намереваясь отточить свои аналитические навыки. Несмотря на полное отсутствие интереса, я прослушала все полагающиеся курсы и сдала все полагающиеся экзамены. В рекомендации, написанной моим профессором, было написано: «Памела, возможно, добьется успеха в той или иной сфере, но этой сферой будет не философия».

      В течение одного семестра я училась в Мексике, и это позволило мне взглянуть на Майами немножко с другой стороны. Меня приняли на программу «La Realidad»[1], и я жила в семье из семи человек в шлакоблочном доме, стоящем на обочине грунтовой дороге. Из единственного в доме крана текла только холодная вода, поэтому для мытья я грела себе ведро кипятка. Однажды после ужина на стол поставили блюдо с экзотическим фруктом под названием сапота, и я с удовольствием его слопала. Но, подняв глаза, увидела на лицах моих сотрапезников печальное недоумение: оказывается, этот фрукт был десертом для нас всех.

      – Мы не бедные! – с восторгом сказала я своему отцу, вернувшись в Майами.

      По мексиканским меркам наша средненькая «тойота» была предметом роскоши. Но отца мое мнение нисколько не утешило. Он не хотел оспаривать справедливость игр, в которые в Майами играли все, – он просто хотел перестать вечно в них проигрывать. Как-то раз мы сидели в «тойоте» на подъездной дорожке под манговыми деревьями, и он признался мне:

      – Я не умею делать деньги.

      Я тоже не умела. После колледжа я недолгое время работала на израильский стартап, который построил свою бизнес-модель на информировании публики о еврейских праздниках. Меня интриговало, почему среди сотрудников большинство – молодые мужчины. Но вот чего я не заметила, так это того, что за соседней дверью, буквально в 20 футах от моего рабочего стола, команда программистов занималась реальным бизнесом – интернет-порнографией. (Бывший коллега рассказал мне об этом годы спустя после того, как мы оба оттуда уволились.)

      Во взрослую жизнь я вступила, по-прежнему не обладая лазерной точностью взгляда. Мне хотелось иметь мозг острый как нож, но мой больше походил на ложку. Я могла глубоко погрузиться в ту или иную тему, но это требовало довольно большого времени. Дурой я не была, хитроумной меня тоже никто не назвал бы. Иногда спустя много лет после какого-нибудь события до меня

1

Реальность (исп.).