DUализмус. Трава тысячелистника. Ярослав Полуэктов

посмотреть – кто таков. Вдруг всё-таки кусается?

      – Если приврал один раз, – думает Кирьян Егорович, – то надо клепать дальше.

      – Может и не укусит, – озвучил свою мысль дядя Кирьян. – По крайней мере сегодня. Не успеет просто: квартира-то огромная. Как всех перекусать? А там как бог даст.

      Любаша: «А он, если захочет, может в нашу комнату приползти?»

      Встревает наивная и честная Любашина мама! Она не только преподаватель в ВУЗе. Она сегодня наполнена великодушием, и готова дарить демократические свободы. Даже животным и даже насекомым: «Конечно, Любаша. Он, где хочет, там и живёт.

      Любаша опять: «А—а—а!!! Ловите его!»

      Кирьян Егорович в уме: «Может тут найдётся спичечный коробок… И тогда паучка до утра можно положить в коробочку… Нет, в доме одни только женщины, не считая Никитку. Никитка, наверняка, ещё не курит и, тем более, не занимается филуменией. Ну нет, явно нет в доме спичечного коробка!»

      Сто лет назад Кирюшин прадед по имени Михаил Игоревич – в детстве Михейша, бродя среди лопухов, находил что-то вроде золотой улитки. Он засунул эту диковину в коробок, чтобы с утреца расспросить у бабушки – кто это таков, этот зверь. Но утром улитки в коробке не оказалось. Из чего Михейша решил, что это была не обыкновенная золотая улитка, а инопланетная. А она, если захочет, то может не только выбраться из любой западни, а даже наказать того, кто лишает её свободы.

      Взвесив все «за и против», и припомнив детство предков, мысль о заточении насекомого забракована.

      Паучок тем временем долез до потолка, продвинулся немного и… резко прыгнул вниз.

      Если провести вертикаль от его верхнего положения вниз, то это рядом с Любкой и ровно по центру картины в рамке.

      – А—а—а!!!

      – Любаша, не дёргайся! Видишь, он на паутинке спиной к тебе висит, и тебя не видит.

      Дядю Кирьяна иной раз посещают всяческие мысли. Эта же – на злобу дня.

      – Интересно, – думает он, – паутинка-то не просто так! Она тянется из паучьей попы. – Вспомнилось и отбросилось про педиков: тема не отсюда. – А интересно, какую длину он наплетёт? А захочет ли соединять картину с потолком? Это не косиножка, а настоящий паук. Может и взрослый. Может и самка. А самки они всегда вредные. Вдруг, правда, кусается. Выползла из какой—нибудь редкой коллекции. Сейчас таких любителей много. Хорошо, хоть, не змея.

      Любаша: «Что он – теперь в картине будет жить?»

      – Да нет, посидит и вылезет.

      – Пусть лучше в картине сидит.

      Паучок не хочет сидеть в картине. Картина паучку не понравилась. Да сзади и не видно ничего, кроме грязной картонки с детскими каракулями.

      Паучок выдвинулся из—за картины, осмотрелся, заметил людей. Расстроился или перепугался сам. Включил газ и выпуклой мини—маздой помчался: пьяными зигзагами в дальний угол.

      Любаша: «Куда он пополз, может на улицу?»

      – Какая улица? – там мороз. Он же не дурак на морозе жить.

      Педантичный дядя Кирьян: «Может это вовсе