По понятиям Лютого. Данил Корецкий

в карманы и направился к выходу.

      – Погодь, эй! – окликнул его Буровой. – Вот ты и будь нашим Смотрящим!

      – Правильно! Правильно! – крикнул один, другой, и вот уже вся братва орет, как наскипидаренная:

      – Лютый! Лютый! Лютый!

      Студент орал вместе со всеми, не слыша своего голоса, не понимая, что происходит у него внутри, почему каждая живая клетка звенит и поет и всего его распирает в диком восторге, будто он только что ширнулся чистым героином.

      «Я тоже знаю Лютого! – хотелось крикнуть во всю глотку. – Вы слышите?! И – нет, не тоже! Я знаю его лучше, знаю так, как никто из вас! Знаю, кто он на самом деле! Он вам не чета, гопники, шаромыжники, тупое стадо! Он мой покровитель! Мой и только мой!..»

      Но лев осторожно сжимал свои зубы: нельзя, не глупи. И точно – нельзя. Студент чуть не плакал от этой невозможности… и упоенно орал от счастья.

      И вдруг все кончилось. Лютый остановился, повернулся.

      – Спасибо на добром слове, братья. Я бы и рад, но я не местный, мне нельзя…

      Он помолчал, и сходка, затаив дыхание, слушала, что он скажет дальше.

      – Но если хотите, могу дать вам добрый совет. Просто вспомните, как несколько минут назад вы все готовы были подставить очко этой гниде Матросу. Даже те, кто его ненавидел, и те обхезались. И только один не побоялся попереть на гадину. Кто это был?

      Короткое замешательство. Обалдевшая братва сходу не вкурила такой сложный вопрос. Только Спиридон со своими отпитыми мозгами вдруг как-то прояснел лицом, встрепенулся, пригладил брови и нацелил дрожащий старческий палец:

      – Вот он, стало быть… Студент!

* * *

      Сход закончился, как и начался – с водки, куда ж без нее. Но если тогда пили за упокой, то теперь за здравие. Пьянка не пьянка, а поднять стакан за нового Смотрящего – святое. За верный глаз. За честность и справедливость. За воровской закон. За смерть всем крысам и мусорам. Студента хлопали по плечу, жали руку, кто поважнее – приглядывался, не обнаруживая эмоций; мелкота заискивающе заглядывала в глаза.

      Студент с наслаждением ощущал свое новое, увесистое «я».

      А Лютый тем временем куда-то исчез. Только что видели его – сидел, базарил о чем-то с Зимарем… Где Лютый, слышь? Зимарь непонимающе оглядывается. Трогает рукой воздух.

      – Да он… Да я… Пацаны, я не знаю… Пургу какую-то нес… Говорит, погоняло у тебя холодное, зимнее, а гореть будешь жарко… огневой ты, говорит, пацан… Я не понял, говорю: чего? Моргнул, и он как сквозь землю…

      Зимарь на всякий случай ощупывает также и пол. Вид у него обескураженный.

      – Не, что за дела? Я что, в самом деле такой бухой?

      – А как он вообще сюда попал? – вдруг спросил Редактор. – Откуда место узнал, как нашел? Почему огольцы шухер не подняли?

      – И как его Биток со Шкворнем пропустили? – удивился Техасец.

      – А он мимо нас не проходил! – сказал забежавший погреться